Наставница для наследника престола - Елена Александровна Романова
В этот момент в дверь тихо стучит Морис:
— Ваша милость, я услышал шум. Все в порядке?
— Да, Роул, — глухо сипит Аарон. — Порядок.
Он не может вернуться в себя — утянуть свою грязную душу в ту преисподнюю, из которой она вылезла.
И зачем-то возвращается к стопке писем. Вынимает следующее. Пальцы не слушаются — он все забрызгал кровью. Раскрывает письмо другой, еще целой, рукой.
'Любимый,
Я знаю ты зол. Я — худшая жена и недостойна тебя. Готова молить о твоем снисхождении, стоя на коленях. Я почту за честь целовать твои руки и выполнять все, что ты пожелаешь. И ждать. Смиренно ждать, когда ты снова будешь со мной.
Твоя и только твоя Неялин'.
В голове вспыхивает чертово воспоминание — та ночь, ее мягкие губы, касающиеся его пальцев, ее взгляд, дыхание, объятия, ее «я люблю вас»…
Но ему — Аарону — она не отдалась, не пожелала покориться, «молить о снисхождении». Изменщику-мужу она прощала все. Герцогу — ни одной оплошности.
Неялин писала своему благоверному письма, потому что тот избегал ее, пропадая в публичных домах. Потому, что Блейка воротило при мысли о супружеском долге. А глупышка-Нея только и мечтала, чтобы этот человек вернулся в ее постель.
Аарон толкает дверь, облокачивается локтем на косяк и долго смотрит на Мориса, который встревоженно стоит под дверью.
— Ваша милость…
— Ты что подслушиваешь, черт тебя дери? — мрачно, устало и горько усмехается Аарон. — Я, кажется, поранил руку. Немного. Пригласи доктора.
— Великая мать, — только и всхлипывает барон. — Дело серьезно. Я велю позвать леди Неялин.
Аарон снова хватает Мориса за плечо и шепчет ему в ухо настолько проникновенно, что тот застывает.
— Я сказал — доктора.
Барон сглатывает.
— Будет исполнено, ваша светлость.
* * *
Как и ожидалось — Аарон сломал руку.
На совесть.
Главный королевский лекарь, Бенджамин Фулз, завидев травму, хмурит брови и сообщает Великому герцогу, что руку нужно отнять, уж больно она изувечена.
— Не угодно ли вам пригласить леди Неялин? — спрашивает он в итоге. — Графиня ежедневно справляется с разными ранами и заболеваниями. Не иначе Великая мать благоволит и хранит ее. Только вчера горожане выстроились у госпиталя, чтобы увидеть ее. А когда прибыл экипаж, они восхваляли ее, кричали, мечтая, чтобы она обратила на них внимание. И даже ученики лекарских курсов столпились у дверей, чтобы ее увидеть!
На лице герцога не возникает ни одной эмоции.
Конечно, он не глупец — лишаться руки не собирается.
— Хорошо, позовите ее.
Но чего ему это стоит?
Глухой ненависти к самому себе за несдержанность, которую думал, что давно уже вытравил и которую высмеивал в Кайле.
Молча ждет, пока приведут Неялин. А, когда она входит, отворачивается и смотрит в стену, сцепив зубы.
Слышит, как Фулз поясняет, что нужно делать. А леди просто молчит и не спрашивает, как так вышло и почему.
Ей подносят стул, она садится рядом с его креслом. Коротко вздыхает. И даже когда видит, что именно он сотворил с собой, не говорит ни слова.
Наклоняется и касается пальцами его груди. Аарон медленно опускает голову и смотрит на ее белую узкую ладонь, на тонкие пальцы, на которых нет ни одного кольца.
Под ее ладонью вспыхивает сияние.
Аарон переводит взгляд на ее лицо. Ее ресницы не дрожат — она смотрит спокойно и уверенно.
На мгновение герцог представляет, с какой сумасшедшей страстью она могла принадлежать Блейку. Как могла желать его. Целовать. Отдаваться ему.
И стискивает зубы.
В изувеченной руке ощущается легкое покалывание, а затем кости встают на место, срастаются, и боль уходит.
— Великолепная работа, леди, — говорит Фулз.
Она роняет только кроткое «спасибо» и поднимается. И Аарон чувствует себя никем для нее — лишь грозным именем, герцогом-Зло, человеком, на которого она даже не смотрит.
— Леди, останьтесь, — говорит он строго, и ни в его голосе, ни в манере не проскальзывает ни грамма теплоты. — Фулз, я благодарен. Вы свободны.
А ей — ничего. Никаких благодарностей.
Лекарь уходит, а Неялин стоит у дверей, сложив руки на животе — прямая, отстраненная и гордая.
— Морис, не поскупись на вознаграждение для лекаря, — бросает Аарон.
— Да, милорд.
А ей — вновь ничего.
И даже взгляда теплого и то не будет.
А Нея и не ждет будто. Ничего от него уже не ждет.
— Леди, пройдемте за мной, — приказывает Аарон, поднимаясь из кресла.
И он увлекает ее в свой кабинет, в котором не убрал ровным счетом ничего: осколки, перевернутый стол, разбросанные бумаги на полу и брызги крови на стенах.
Он берет письмо, испачканное бурыми отпечатками, вручает Неялин, которая замирает среди хаоса, а сам подходит к письменному столу, открывает верхний ящик и начинает искать другое письмо — где-то ж оно было…
— Что это? — рассерженно спрашивает наставница.
— А на что похоже?
Он достает одну бумагу за другой, а затем комкает и бросает на пол — не то. Все не то.
— На вашу ревность.
Великий герцог вскидывает взгляд и, конечно, понимает, как именно все выглядит со стороны.
— Просто забыл прибраться с утра, — мрачно усмехается он.
— При чем тут это письмо?
— Ты его написала?
Она вновь смотрит на бумагу в своих руках, слегка поджимает губы и отвечает:
— Здесь стоит моя подпись.
— Ты его написала, я спросил? — несдержанно цедит он.
Еще немного, и он снова потеряет контроль над тем мраком, что в нем живет.
— Да. Я.
Он открывает другой ящик и, наконец, находит то, что его так интересует — ее дерзкое, оскорбительное письмо.
— Тогда объясни мне это, — и протягивает его.
Нея сличает два послания, а потом произносит тихо:
— Что будет, если я скажу правду?
— Она останется между нами.
Наставница вскидывает на Аарона взгляд — открытый и слегка взволнованный.
— Я — не Неялин Лейн. Не дочь Чезара Лейна. И не жена Итана Блейка. Я, вообще, никогда не состояла в браке. И я не писала это письмо.
Аарон предполагал все, что угодно. И это тоже. Но все равно признание вышибло почву у него из-под ног.
Он несдержанно, в порыве хватает эту женщину за ткань на лифе
