Путь наложницы - Татьяна Новикова
Лёгкий гул прокатился по рядам. Кажется, все единодушно сочли, что тема сложная.
– Время на размышления – пока поплавок не коснется дна, – принц кивнул старику-наставнику, и тот выкатил вперед изящную бронзовую конструкцию с тонкой трубочкой и прозрачной чашей.
Чаша уже была наполнена водой, а в середине плавал небольшой изогнутый поплавок.
Наставник опустился на колени перед устройством, с таким видом, будто совершает нечто священное. Он поправил тонкую трубочку и наклонил чашу. Вода медленно, капля за каплей, начала перетекать из одного резервуара в другой.
Вслед за этим старик ударил в маленький металлический диск сбоку, по двору прокатился звон.
– Время пошло, – произнёс он.
Все участники одновременно ожили: заскрипели кисти, шуршала бумага.
Все что-то писали. Кроме Цао Юнь. Ее рука с кистью дрожала. Лист оставался чистым.
Нужно было помогать ей. Вот только как? Сама я ничего не чувствовала. Руки не зудели от желания писать, вдохновение не рвалось наружу.
– Разлука… – прошептала я себе под нос. – О которой нельзя говорить…
«О чём нельзя говорить?» – мысленно перебирала варианты. Прощание, утрата, изгнание… любовь…
Почему-то вспомнился Линь Янь…
Тот – о ком говорить нельзя. Ни с кем. Даже с собой. Даже мысленно. Даже шёпотом.
Потому что всё, что связано с ним – как горячий уголь: стоит только дотронуться, обожжет.
Я оглянулась, не зная надеюсь или же наоборот боюсь увидеть его где-то среди зрителей.
Но его не было.
Ушёл? Или просто переместился куда-то в тень?
Лучше бы ушёл. Под его взглядом всегда… неуютно.
Почему я вообще о нём думаю? Думать нужно о стихах, а вместо этого я зачем-то вспомнила как Линь Янь у императорского пруда предложил мне стать его наложницей.
«Так! Сконцентрируйся! Ты такие деньги заплатила! Сочиняй!» – мысленно обругала себя.
Но было уже поздно. Мысль – как будто сама по себе – стала строчкой.
Я стояла у края пруда:
Там ива склонялась к воде.
Клён поднимался к небу —
Рядом, но врозь по судьбе.
Иве неведомо солнце,
Корни её – в холодке.
Клён тянет ветви к рассвету
И держится прочно в земле.
Их ветви не могут обняться —
Слишком различны пути.
Но, если бы клён наклонился,
Он мог бы иву спасти.
Сердце дрогнуло. Пальцы похолодели. Это – стих. Сам по себе. Изнутри.
Я посмотрела на Цао Юнь. Она по-прежнему стояла, уставившись в пустой лист.
Придвинувшись ближе, я зашептала – одними губами, едва касаясь воздуха:
– Я стояла у края пруда:
Там ива склонялась к воде…
Цао Юнь вздрогнула. Её кисть сжала кисточку.
– Пиши, – прошептала я.
– Осторожней. Нас могут выгнать… – тихо-тихо отозвалась она, едва заметно кивнув в сторону наставника.
Но все же взяла в руки кисточку и послушно начала один за другими выводить иероглифы.
Я глянула на старика-настовика. Тот действительно что-то шептал одному из помощников, бросая на меня подозрительные взгляды.
Вот черт!
Мне нельзя подставляться. Если нас выгонят, я продую пари Нин Сюин и должна буду при всех вытирать ей туфли…
От одной только мысли желудок свело. А ведь это не просто унижение – это клеймо. И не факт, что у Жэнь Хэ потом получиться за меня заступиться. Он – принц, да, но не император. У него у самого не так много возможностей. Сможет ли он потом взять меня себе даже как наложницу? С запятнанной-то репутацией.
В этом мире репутация – не шутка. Особенно если ты женщина. Особенно если ты – "не совсем своя". Ошибешься – и навесишь на себя ярлык на всю жизнь. И никакие лепестки лотоса не помогут.
Цао Юнь уже почти дописала те строки, что я успела ей сказать.
– …Клён поднимался к небу. Рядом, но врозь по судьбе. Иве неведомо солнце… – продолжила диктовать я.
Наставник снова посмотрел в нашу сторону. Я резко умолкла. Казалось, ещё секунда – и он выгонит нас обеих.
Вот он стоит, руки сложены за спиной, и этот его взгляд – как у учителя, который точно знает, что ты списываешь, но ждёт, когда поймает с поличным.
Где эта игровая система когда так нужна?
Я сейчас на такой панике, что готова потратить остаток лепестков. Эй демиурги!
Цао Юнь уже почти дописала строки.
Хоть руки её и подрагивали, но иероглифы ложились ровно, аккуратно. Закончив, она едва заметно кивнула, мол, можно продолжать. Я и так видела из-за плеча, что именно пишет моя подруга по несчастью – но понимаю, жест её был машинальным.
Если я сама паниковала, то она вообще пребывала в ужасе. Чудо, как вообще кисть держать может и в обморок не падает.
А тут ещё и ветер поднялся как специально. Злой, громкий. Он завыл, забил в стены зданий, встрепал мои волосы. Кинул песок с земли в лица зрителей и участников. Тот заскрипел на зубах, забился в ноздри.
Говорить стало тяжелее, а шептать – вдвойне.
– Корни её в холодке… – пробормотала я, отплевывая песок. – Клён тянет ветви к рассвету. И держится прочно в земле.
Цао Юнь ничего не написала, но напряглась ещё сильнее. Не расслышала, что ли?
– Корни её в холодке, – повторила я. – Клён тянет ветви к рассвету.
Вдруг порыв ветра так же резко стих, как и начался.
– Что?.. – чуть громче, чем следовало, переспросила девушка. – Ой…
В эту секунду наставник точно нас заметил. Слишком уж очевидным стало недоброе выражение на его лице. Он резко прекратил говорить с помощником и шагнул в нашем направлении. Я судорожно сглотнула. Цао Юнь вся обратилась в тугую страну.
Глава 26
Внутри меня пламенем загорелось раздражение на неё. Я, значит, лепестки трачу, стихи сочиняю на ходу, помогать пытаюсь. Вон, делюсь наболевшим, от самого сердца отрываю.
А она своим глупым «Что?» всё рушит. Да как так-то! Неужели сложно расслышать, когда за тебя уже сделали всю остальную работу?!
Что-то в последнее время меня всё бесит. Кажется, нервная система совсем не выдерживает. Если раньше я пыталась смотреть на неприятности проще и с юмором, то теперь завожусь по любому поводу. Но, будем честны, сейчас и ставки куда выше.
Ладно, взялась помогать – не ной. Цао Юнь не виновата, что налетел ветер. Незачем на неё злиться.
Только вот как теперь объясняться? Что сказать наставнику? Думай же!
