Муж-озеро (СИ) - Андрианова Ирина Александровна "iandri"

Все и впрямь произошло быстро: словно зная о желании Танюши как можно скорее вернуться в лес, кузина не стала ее задерживать. Уже через полчаса они встретились у двери танюшиной квартиры. Женя, хоть и брызгала восторгами во все стороны, сохраняла здравый настрой и между радостными восклицаниями вставляла дельные вопросы. Танюша отвечала ей из прихожей: ей было невыносимо снова войти в комнату и снова увидеть его диван. Она стояла, отвернувшись, и старалась не глядеть на пол, где когда-то (вроде бы это было только вчера, а казалось - очень давно) виднелись мокрые следы ног Иона, когда она отводила его в ванную. В ванную, Боже! Туда тоже не смотреть, не смотреть… К счастью, единственно нужный Танюше предмет - шкаф с походным снаряжением - стоял прямо около входной двери. Танюша быстро-быстро, глядя только на свои руки, перекидала в рюкзак теплые вещи. Она забыла о них, уезжая в первый раз.

- А тут разное белье висит… я его в ящики разложу, ладно? – угодливо спросила Женя, выглядывая из комнаты.

У Танюши ёкнуло сердце – она вспомнила, что это было за белье.

- Д-да, конечно, убери-убери… Ты не обижайся, что у меня тут бардак. Просто все так быстро решилось, знаешь…

- Ну что ты, что ты! – великодушно отозвалась сестра. – Я тут сама все приберу. Ты вернешься – и не узнаешь, как будет красиво!

Про себя она надеялась, что Танюша вернется не скоро; она, как никто другой, искренне желала ей успеха на новом месте. А Танюша думала, как это хорошо, что Женя уберет все, напоминающее о нем. Сама она не осмелилась бы ни то что прикоснуться, а даже взглянуть на его вещи. А еще хорошо, что это сделают именно женины, родственные руки: ей было бы тяжело отдать свою память чужим людям. А Женя все-таки не чужая. Наконец, к обоюдному облегчению обеих сторон, все было обсуждено, деньги за первый месяц переданы и получены, и Танюша, отдав свежеиспеченной квартирантке второй комплект ключей (ими раньше пользовался Ион, и Танюша подумала, что ей будет легче отдать их, чем оставить себе), закрыла со собой дверь и в ту же секунду прыжками понеслась вниз по лестнице. Все, все, все! Теперь в городе ее ничего не держало. А далеко в лесу ее ждало оставленное Озеро, с которым Бог весть что могло произойти в ее отсутствие! Скорее, скорее туда! Ах, зачем же дорога такая долгая? Почему-то именно сейчас, на обратном пути, страх навалился на нее всей своей тяжестью. Должно быть, по пути туда она сама, неосознанно щадя свои нервы, загнала его вглубь. Но теперь он выбрался и бесчинствовал, рисуя перед измученным взором Танюши самые ужасные картины – обступившие Озеро плотным кольцом злобные шашлычники, наглые гидроциклы, с ревом рассекающие водную гладь, и чуть ли не дворец, выросший на берегу в мановение ока. «Не надо, не надо! Дай мне спокойно доехать», – жалобно молила Танюша, пытаясь отмахиваться от этих образов – она ведь чувствовала, что этого не может быть, что эти миражи рисует ее больное воображение. Но призрачные жлобыи, джипы и орущие магнитолы не унимались. Они словно вознамерились уничтожить Танюшу. Застыв на сидении прямо, как изваяние, она снова смотрела в окно электрички и считала метры, оставшиеся до ее станции. Если бы не уговоры благоразумия, она бы не выдержала и в истерике выскочила бы на одну-две остановки раньше, чтобы бежать пятнадцать километров через лес – все лучше, чем ровно сидеть и ждать. С колотящимся сердцем она прижалась щекой к стеклу двери, пытаясь разглядеть то, что ждет ее впереди: наверное, она не удивилась бы, покажись там караваны квадроциклов, готовых выдвинуться к Озеру. Но двери открылись на пустой перрон – вечером буднего дня большого ажиотажа среди отдыхающих не наблюдалось. Спрыгнув с платформы, Танюша побежала в лес, как спринтер, нацеленный на мировой рекорд. Казалось, ноги ее не касались земли, а само сердце летело вперед, таща за собой тело.

Незадолго до Озера она встретила грибников – старичка и старушку. Удивленно посмотрев на запыхавшуюся тетку с большим рюкзаком, они спросили, куда она так торопится.

- Э-э… у меня забег… Соревнования! – крикнула она, и вдруг обернулась, повинуясь внезапной идее: - Знаете, а вот там… во-от там, где еще пересечение тропинок – там столько лисичек! Сама бы набрала, да тороплюсь. Спешите собрать, пока другие не нашли!

Нельзя сказать, что она совсем не стыдилась своей лжи. Но мысль, что грибники идут в том самом направлении и могут по случайности набрести на Озеро, освобождала от угрызений совести. Когда до берега оставалось метров двести, изобретательный мозг (он, видимо, перебирал всевозможные способы помучить свою хозяйку) вдруг придумал новый страх – а что, если никакого Озера там… нет? Что, если все это привиделось ей? Тут Танюша не выдержала и остановилась, покачиваясь на ослабевших ногах. Стоять был страшно – сердце рвалось вперед, к Озеру – но столь же страшно было убедиться в кошмарном подозрении. Задыхаясь, она медленно заковыляла вперед.

- Ион, Ионушка, родной! Ну, помоги же мне! Сделай так, чтобы… Чтобы Ты был там, и чтобы ничего страшного не было…

Она шла и шла, все быстрей и быстрей, однако все боялась поднять глаза от земли – а вдруг правда? Но вдруг оранжевый солнечный блик, отраженный от поверхности воды, блеснул ей в глаза сквозь листву.

- Спасибо, милый! – завопила она и, забыв о предосторожностях, бросилась напролом через кусты.

Споткнувшись по пути об оттяжку своей палатки, она упала, но тут же вскочила. Озеро было на месте. Так же спокойно отражалось вечернее небо в его зеркальной глади, так же шептались волны, перебирая затонувшие ветви у берега. В три прыжка достигнув кромки берега, Танюша, как была, в одежде и под рюкзаком, прыгнула в воду. «Спасибо, спасибо! - повторяла она, погружаясь и выныривая, заглатывая драгоценную влагу ртом. - Спасибо, что дождался меня! Клянусь, я больше никогда-никогда-никогда не уйду…».

Ей все-таки пришлось уйти – в декабре, когда стало совсем холодно. Правда, она держалась до последнего. Когда вокруг уже лежал снег, и Озеро покрылось молодой корочкой льда, она еще пыталась кутаться в два спальника в стылой палатке. Наконец, дрожащая, простуженная, с красным засморканным носом, она жалобно сказала: «Ионушка, ты ведь простишь меня? Ты меня дождешься, да? Ты поспи под этим снегом. Тебе будет тепло. Ты даже не заметишь, как пролетит зима! А весной, еще снег не успеет сойти, как я уже буду тут, буду охранять тебя…». Танюша собрала палатку и, завернув ее вместе с другими вещами в полиэтилен, спрятала под куст – вскоре они превратились в небольшой сугроб – после чего ушла, глубоко увязая в свежем снегу и то и дело оглядываясь. На самом деле, уйти надолго она все равно бы не смогла. Стоило ей поправиться, как она снова появилась у Озера – теперь уже на лыжах. Всю зиму она наведывалась к нему раз в три-четыре дня, добегая до сугроба с вещами и уходя назад по своей же лыжне. Она наивно пыталась по-заячьи запутать следы, чтобы не привести на Озеро других лыжников, бегавших от «42 километра» до Орешкино. Там, где Танюша сворачивала с большой лыжни, она набросала веток и валежника, а саму отворотку сделала в непроходимых кустах. Но это было не все: примерно в трехстах метрах вокруг Озера она специально проложила новую трассу, чтобы сманить на нее нежеланных посетителей, а все тропинки в сторону ямы (о которой, особенно в части катальных склонов, знали многие), тоже завалила бревнами. Конечно, для заядлых лыжников это не стало бы препятствием, но Танюша надеялась на соблазнительный вид новой лыжни. Она рассчитывала, что среди лыжников не будет тех, кто специально поедет искать неизведанное озеро: за прошедший теплый сезон не так уж много народа успело о нем узнать… Уфф… Потому что о нем, конечно, все-таки узнали, и произошло это всего через неделю после его появления на свет.

Первооткрывателей Озера Танюша видела и слышала сама. То ли грибники, то ли сбившиеся с дороги туристы вышли к нему прямо через еловую чащу, метрах в двухстах от танюшиной палатки. Танюша, которая в это время сидела у погасшего кострища и ела давно остывшую кашу (она старалась разводить костер только поздно вечером или рано-рано утром, когда в лесу некому уловить запах дыма), услышала сначала хруст веток, а потом – матерную фразу, выражавшую крайнее изумление. Она съежилась и попыталась сделать вид, что не слышит, о чем пришельцы переговариваются между собой (как оказалось, их было двое). Она даже закрыла глаза. Но слова, обозначавшие печальную истину, все же долетали и настойчиво пробивались в ее сознание.