Кошка в сапожках и маркиз Людоед (СИ) - Лакомка Ната

Сразу всё встало на свои места и теперь казалось таким простым и не заслуживающим внимания. Дочь мельника… Ну и ладно, что дочь мельника. По-крайней мере, дочь человека, занимающегося честным трудом. Если маркграфа в десятом поколении это не волнует, то почему должна волноваться дочь мельника? И даже если то, что было сказано, было сказано ради спасения ситуации…

- И раз, и два, и три, - отсчитала я затакт, и наш доморощенный оркестр заиграл первые такты старинной свадебной песни, которую пели ещё сто лет назад, если не раньше.

Саджолена должна была запеть первой, а потом должен был вступить хор, но песня не успела начаться, потому что Дайана снова завизжала – да как! Истошно, пронзительно, будто её не иголками кололи, а резали по живому.

Мои музыкантши сбились, Саджолена вскрикнула от неожиданности, а Марлен уронила тамбурин, и он покатился по полу, звеня медными тарелочками.

Барышня Миттеран скакала по залу совсем не под музыку и тёрла лицо, руки, обнажённые плечи…

- Что с ней? – перепугалась мать жениха, а госпожа Миттеран запоздало бросилась на помощь дочери.

Кожа Дайаны на глазах покрывалась красными пятнами, а сама Дайана друг начала чихать, не останавливаясь.

- Аптекаря! Позовите аптекаря! – опомнился кто-то.

Оказалось, что Ферета нет в зале, и за ним отправили мальчишек. Барышню Миттеран усадили на стульчик, и мать засуетилась вокруг неё, причитая и охая. Сама Дайана, чихая, как заведённая, тыкала пальцем в мою сторону и пыталась что-то сказать, но никак не могла выговорить хоть словечко.

- Я ни при чём, - тихонько сказала я Огресту, который подошёл и встал рядом.

- Боже, где я так нагрешила, - вздохнула госпожа Броссар и обмакнула в кувшин с водой салфетку, подавая её госпоже Миттеран, чтобы она сделала Дайане примочку.

На хорошенькую ундину сейчас было страшно смотреть. Лицо её распухло, руки распухали, из глаз градом лились слёзы, и чихать она не переставала. Когда появился аптекарь, она представляла собой весьма жалкое зрелище, и её матушка бросилась к медику, умоляя помочь.

Ферету хватило одного лишь взгляда, чтобы понять, что происходит.

- Вы опять ели мёд, Дайана? – сказал он укоризненно. – Я ведь вас предупреждал. У вас аллергия на мёд. Неужели нельзя было воздержаться?

Я готова была провалиться сквозь пол второй раз.

Кто же знал, что у Дайаны аллергия на мёд?! А в моём торте вкус мёда заглушается шоколадом, и мёд придаёт только сладость, пористость и усиливает аромат…

- Вам надо быстрее домой, сделаем паровую баню с ромашкой и питьё из тёплого молока с мумиё, - продолжал аптекарь. – Неприятно, но не смертельно… Я надеюсь… Госпожа Миттеран, помогите мне, - он подхватил Дайану с другой стороны, госпожа Миттеран поддержала дочку с другой, и вдвоём они повели чихающую красную Дайану к двери.

- Секундочку, - окликнула я Ферета и подбежала к нему. – Мадемуазель Дайана ела свадебный торт… В рецепт входил мёд… Цветочный… Если это поможет…

Но аптекарь словно забыл про лечение. Он смотрел на меня с таким неприкрытым восхищением, что я смущённо кашлянула.

- Не заметил вас сразу, барышня Ботэ, - сказал он. – Чудесно выглядите!

- Она отравила мою дочь! – вдруг заголосила госпожа Миттеран. – Из зависти! Из мести! Она заколдовала торт, чтобы моя дочка не почувствовала вкус мёда! Заколдовала! Она - ведьма!

Дайана закивала головой, не переставая чихать, и тыкала в мою сторону распухшим пальцем.

- Простите, я не знала, что у Дайаны аллергия… - начала я оправдываться, но тут вмешался милорд Огрест.

- Господин Миттеран! – позвал он, вставая рядом со мной и беря меня за руку. – Уведите поскорее своё семейство. Вашим дамам нужно успокоиться и заняться лечением.

Из толпы тут же вышмыгнул приземистый господин с остатками светлых волос на круглой голове.

- Если у вас претензии к моей невесте, - Огрест сделал ударение на последнем слове, - подавайте жалобу на меня. Теперь Кэт под моим покровительством, и я буду действовать от её имени и в её интересах.

- Невеста? – быстро переспросил Ферет.

Я промолчала, потому что не знала, что сказать, и впервые не нашла подходящих французских слов.

- Вы прекратите портить свадьбу моей сестры, Миттеран? – терпению госпожи Броссар пришёл конец. – Была бы ведьмой я, - она воинственно вскинула голову, - вы и ваша доченька уже превратились бы в бородавчатых жаб! Так что если это сегодня произойдёт, можете смело квакать в суде на меня!

Господин Миттеран проявил благоразумие, не стал никого обвинять, не стал спорить, а начал подталкивать жену и дочь к выходу.

- Где песня-то? – продолжала возмущаться госпожа Броссар.

Я всплеснула руками и вернулась на дирижёрское место.

- И раз, и два, и три, - отсчитала я, и музыка полилась.

На этот раз Саджолена запела, и никто ей не помешал. А потом хор подхватил мелодию, и по залу поплыла такая волшебно-прекрасная песня:

Я не знаю, не знаю, не знаю,

Почему мы так любим друг друга - ты и я.

Но мы стоим на этом мосту,

И наши отражения в воде говорят:

Мы не знаем, не знаем, не знаем,

Почему так любим друг друга…

Глава 22. Чёрная крестьянка

- Почему мы должны уезжать, Кэт? – опять хныкала Полин. – Мы думали, теперь будем жить вместе… Счастливо как раньше...

- Поверить не могу, что ты вот так прогоняешь нас! Ни свет, ни заря, а ты уже выставила нас вон! – Анн трагически закатила глаза, но я не поверила её горю.

- Не понимаю, чего вы обе ждали после того, как выгнали меня из родительского дома, - напомнила я им о недавних событиях. – Да ещё и обобрали меня. А вчера не постеснялись заявить без приглашения на чужую свадьбу, чтобы испортить праздник и прилюдно меня опозорить.

- Опозорить?! – возмутилась Анн, а Полин схватилась за сердце, показывая, как ей больно и плохо от несправедливой меня. – Для тебя родство с нами – позор? Может, ты ещё и отца стыдишься?

- Не делай вид, будто не понимаешь, - перебила я её и со стуком захлопнула дверцу открытых саней, куда только что уселись мои сёстры – в новых шубах и шапках, в новых сапожках и с сундучком серебра в ногах. – Вы пришли не правду говорить, а унизить меня. Уничтожить всё то, что я столько лет создавала своим трудом, умом и красотой, - последнее слово я произнесла с особым удовольствием, увидев, как перекосило моих сестрёнок. – Имейте в виду, это, - я указала на сундучок с серебром, - деньги моего жениха. Он добрый, а я бы вам и монетки не дала. Надеюсь, встречаюсь с вами в последний раз. Но если заявитесь ещё, то денег уже больше не получите. К тому времени я уже буду маркграфиней, - всё-таки, я не удержалась и снова поддела их, - и не позволю мужу транжирить семейные капиталы.

- Ты… ты… ты невозможна!.. – выпалила Анн, а Полин мрачно надулась, отворачиваясь.

- Зато вы – такие душечки, - заметила я. – Особенно в чужой одежде.

Судя по выражению лица, Анн собиралась сказать что-то убийственное. И сказала.

- Не думай, что станешь равной этим господам, - прошипела она. – Для них ты как была чёрной крестьянкой, так ею и останешься! Но можешь продолжать обманывать себя!

- Езжайте, месье, – я помахала кучеру – тому же самому, который привёз меня в начале зимы в Шанталь-де-нэж.

Сани помчались по дороге, унося от меня прочь моих непутёвых сестёр и мою прошлую жизнь.

С минуту я смотрела им вслед, а потом поплотнее запахнула пальто и вернулась в замок.

- Помяните моё слово, они ещё притащатся, - проворчала госпожа Броссар, встретив меня в прихожей.

- Даже не сомневаюсь, - сказала я со смехом.

- Пойдёмте пить кофе, я сварила, - она удалилась в кухню и сразу вернулась, держа поднос с кофейником, чашками, ложками, молочником и хрустальной сахарницей.

Мы пили кофе в гостиной и ни о чём не разговаривали. Но я не чувствовала одиночества. Есть такие люди, с которыми приятно даже молчать. Госпожа Броссар была из таких. Как странно, что я не сразу её разглядела и сначала злилась и потешалась над ней. Фу, даже вспомнить неловко.