Андреа Кремер - Нерушимая клятва
— А откуда Рену вообще это известно? — спросил Шей ворчливо.
— Перестань, — потребовала я. — Его мать убили Ищейки во время атаки, которая произошла в день Самайна. Поэтому он и знает.
— Ой, прости, — сказал он, постучав ручкой по столу. — Ищейки убили мать Рена?
— Да.
— Сколько ему было лет?
— Ему как раз исполнился один год. Именно в этот день.
— Вот черт, — сказал Шей. — Хотя это его совершенно не характеризует.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Ничего, — быстро ответил он, вставая из-за стола и направляясь к стеллажам. — Давай вернемся к работе.
Глава 28
На следующий день Шей вошел в аудиторию с затравленным выражением на лице. Когда прозвенел звонок, я жестом отослала Брин и направилась к Шею. Он остался на своем месте и теперь сидел, ожидая, пока я подойду.
— Привет, Кэл.
Под глазами его я увидела темные крути; похоже, он не ложился спать.
— Могу я попросить тебя прогулять следующий урок?
— Да, если это важно, — ответила я, чувствуя внутреннюю дрожь от приближения чего-то ужасного.
Мы вместе прошли в комнату отдыха для учеников. Там было пусто и тихо. Он сел и придвинул поближе стул для меня. Когда я тоже села, он закрыл лицо руками и некоторое время молчал.
— Что случилось? — спросила я почти беззвучно.
— Помнишь, ты рассказывала мне, что Ищейки убили мать Рена во время атаки?
Я кивнула.
— Да.
Зачем он меня об этом спрашивает?
Шей плотно сжал зубы, словно готовясь рассказать что-то крайне неприятное.
— Я нашел в Анналах Халдиса книгу с записями событий того года, когда родился Рен. Мне нужно было узнать подробности той атаки.
Я молчала и смотрела на него, чувствуя, что меня немного задело то, с какой легкостью он проигнорировал мое требование не трогать книги с хрониками, но мне было интересно, что ему удалось узнать.
— Не было никакой атаки, — сказал он тихо. — Коринну Ларош казнили.
Мне показалось, что время замедлило ход и стало душно, словно из комнаты откачали воздух. Реагировать на слова Шея в такой обстановке было решительно невозможно.
Шей продолжил вполголоса:
— Это правда, Калла. Она и кое-кто еще из Бэйнов планировали устроить переворот, направленный против Хранителей. Ищейки ей помогали. Хранителям стало известно о заговоре, и ее наказали.
Тело понемногу возвращалось к жизни. Мышцы рефлекторно подергивались.
— Они убили ее, Калла, — сказал Шей. — А для Ищеек устроили западню. Они пытались прийти на помощь Коринне и другим повстанцам. Когда появились Ищейки, они попали в руки превосходящих сил, собранных Хранителями, и почти все были перебиты.
— Но Рен… — закашлялась я; сил, чтобы окончить фразу, у меня не хватило.
— Они сказали Рену неправду о том, что произошло, — добавил Шей так же бесстрастно и тихо, словно ему было не лучше, чем мне. — Из того, что написано в статье, посвященной восстанию, можно понять, что они обманули всех волков, не принимавших участия в заговоре, и уничтожили тех, кто был причастен.
— Этого не может быть.
— Более того, — сказал Шей, взяв меня за руку. — Я просмотрел текст книги Хранителей в поисках исторических свидетельств о других восстаниях. И тогда мне стала понятна история Воинов. Я имею в виду настоящую историю.
Я не чувствовала руки, хотя она была сжата горячими пальцами Шея.
— Что ты подразумеваешь под «настоящей историей»?
— Я перевел окончание главы «De proelio», в ней описано самое значительное событие Колдовской войны, которое ты называешь Великой Пашней.
— Но мне известно все, что касается этого события, — сказала я, нахмурившись. — Это было время кровопролитных сражений; погибло огромное количество Воинов, но для Хранителей оно закончилось безоговорочной победой. Мы почти полностью разбили силы Ищеек.
— Нет, Калла. Все было не так, — сказал Шей, взяв меня за вторую руку, чтобы я посмотрела ему в глаза. — Большая Пашня — не победа над Ищейками. На самом деле Хранители тогда подавили крупнейшее восстание Воинов. Ищейки пытались оказать помощь восставшим, но Хранители организовали массированную контратаку. Ищейки и Воины погибали вместе. Хранителям удалось создать новое оружие, благодаря которому в войне произошел коренной перелом. Я не знаю, какое именно, в книге оно называется Покинутым. Что бы это ни было, но в результате его применения восстание оказалось обреченным на поражение. Немногочисленным уцелевшим Воинам и Ищейкам пришлось прятаться.
Я отняла у него руки и крепко обхватила себя.
— После восстания было решено изменить политику воспитания новых Воинов, — продолжал Шей, глядя мне в глаза. — Стаи стали меньше, людей перестали обращать в Воинов, были изданы новые суровые правила, за любое неподчинение членов стай безжалостно наказывали. Хранители стали развивать в Воинах обостренное чувство семьи, чтобы свести на нет вероятность новых восстаний. Они решили, что Воины не станут рисковать своими семьями, даже ради такой веской причины.
— Какой причины, Шей? Почему же так много восстаний случилось за последнее столетие? — спросила я, не веря своим ушам.
— Причина — свобода, — отчеканил он. — Воины бунтовали, потому что не хотели быть рабами.
— Мы не рабы, — прошептала я, впиваясь ногтями в кожу на ребрах. — Воины — преданные солдаты Хранителей. Мы им служим, а они заботятся о нас, добывают для нас все необходимое — деньги, дома. Учат нас.
— Раскрой глаза, Калла, — прорычал Шей и начал бегать по комнате. — Это называется гегемонией. Антонио Грамси. Сама посуди. Система, при которой подавляемый класс убежден в том, что необходимо поддерживать систему, которая его подавляет; считает, что необходимо вкладывать в нее свои силы, верить в нее. Но если внимательно разобраться, оказывается, что ты и другие Воины — рабы.
— Я тебе не верю, — сказала я, закрыв глаза и горестно раскачиваясь на стуле. — Я не могу поверить в то, что ты рассказываешь.
— Прости, — сказал он тихо. — Но ты и сама можешь прочесть о том, что случилось с матерью Рена, когда придешь в поместье в следующий раз. Что касается всего остального…
Я услышала шорох бумаги. Когда я открыла глаза, Шей держал в руках пачку листов, вырванных из блокнота.
— Я знал, что тебе будет трудно поверить в это, и не ложился спать всю ночь, пока не переписал всю главу слово в слово, чтобы ты могла прочесть все сама. Я говорю правду.
Я подняла руку.
— Я не могу взять это. Пусть будет у тебя.
— С какой стати я стал бы лгать, когда дело касается таких вещей? — сказал Шей, и глаза его загорелись от гнева.