Черноокая печаль - Зарина Солнцева
— Вот пускай ее мамка за ней и придет! А ты ступай с глаз моих долой.
— Но господин... — попыталась было упереться баба, но стоило беру глянуть на нее по-звериному, как та, подобрав юбки, быстро убралась, недобро зыркнув на грязную малышку в обносках.
— Папка, пусти на землю!
Юлой завертелась в отцовских руках юная наследница медвежьего рода. И тот, тяжко выдохнув, опустил ее, та бросилась к новой подружке, ткнув пальцем в котенка.
— Глянь, батюшка! Какой маленький! Едва ли сердечко стучит! Я слышу! Надо матушку позвать, а то сгинет!
— Не надо, — испуганно молвила темноволосая девочка, прижав пальчик к спинке котенка, и тот перестал поскуливать, лишившись боли, он со вкусом зевнул и начал клевать носиком, — Я и сама могу.
— Целительница выходит.
Сразу сообразил бер, и малышка испуганно на него глянула, сделав два шага назад.
Ее часто заставляли лишать боли похмелья постояльцев постоялого двора, что напивались медовухой. После этого ей было очень плохо, а мамка еще сильнее бесилась.
— Это как наша мамочка?! — громко спросила Весна и неожиданно захлопала в ладоши, — И впрямь как мама! Папка, глянь, он уже спит!
Бер глянул на обеих девочек. Его горячо любимая и оберегаемая дочка сразу бросалась в глаза на фоне худощавой, чумазой, лохматой одногодки в грязных лохмотьях.
— Третьяк, — от тяжких дум бера отвлек любимый голос. Говор Наталки был полон слабо скрытой тревоги, — Я Весну не могу найти. Опять куда упорхнула с утра пораньше!
Черноволосая красавица, держась одной рукой за поясницу, а другой за раму двери, вышла на крылечко, беспокойно оглядев мужа. Как только ее взгляд зацепился за вихрастую рыжую макушку дочери, а слух уловил ее звонкий голосочек, жена бера облегченно выдохнула.
— Ну нельзя так, Весна! Я же переживаю! Это же не родная долина, милая! Мы в чужом краю! Среди чужих. Вдруг что! А если кто обидит?
Не зло начала распекать дочь женщина, а та, упрямо поджав губки цвета спелой малины, зашуршала ножкой по земле.
— Да кто меня обидит, когда папка рядом?!
Фыркнула она самоуверенно, гордо поднимая подбородок.
Третьяк хмыкнул краем губ. Оно того стоило. Стать отцом такого очаровательного чуда. От одного взгляда голубых глазок хотелось поднять горы, не иначе!
Весна росла в любви, нежности и безопасности. Она не понимала, какого это без папки? Когда он всегда рядом, с ее первого крика на белом свете.
— Ох, доченька...
Тяжко вздохнула черноокая молодка, глядя на беспечность дочери. Которая еще и обиженно фыркнула! Характерец у Весны был отнюди не весенний. Малышка была не только балоболкой и сорвиголовой в отца, но еще и упрямой в дядьку! Упорству Весны мог противостоять разве что вождь племени Гром. Но и тут чаще всего уступал любимой племяшке.
Да, Весну любили и баловали как некого ранее!
— Да будет тебе печалиться, милая.
Быстро преодолев скрипучие ступеньки, бер обнял суженную широкой ладонью, накрыв ее округлившийся животик.
Тяжело вздохнув, Наталка уткнулась на миг острым кончиком носа в изгиб шеи бера. Вдыхая такой успокаивающий запах тела мужа. Во второй беремености ее мутило похлеще, чем когда она была тяжелой Весной. Едва ли она могла спокойно лежать или кушать, что ей хочется.
Снежка в шутку говорила, что ее так же мучили ее мальчишки, пока она их вынашивала. Марфа же, наоборот, пророчила им еще одну капризную доченьку. Но рядом с таким мужем, как ее бер, черноокая молодка была согласна и на сыночка, и на еще одну доченьку.
— Опять этот сорванец тебя мучает, милая? — тихо шепнул ей на ушко муж. — Пусти только родиться, я с ним по-отцовски серьезно поговорю!
Робкая улыбка озарила женское лицо.
— С чего ты взял, что это мальчик? А вдруг опять девочка? Ммм?
— Не-е-е... — со знанием дела потянул бер, опустив вторую руку на поясницу жены, мягко массируя и уменьшая ее боль. — Бер будет, знаю я, и всё! А дочку я тебе в слейдуший раз заделаю.
Понизил бер голос до чувствительного шепота и накрыл ртом манящие уста.
— Кто эта девочка?
Чуть погодя, оторвавшись от уст мужа, шепнула Наталка, глянув на новую подружку дочки. От одного вида на ребенка ее материнское сердце крошилось в груди. Где ее мать, отец? Она одета в лохмотья. Худая, как после войны. Но уже семи весен как мир властвует над княжеством!
— Дочь местной подавальшицы. Одаренная даром исцеления, только не свезло девочке с мамкой...
Морщась, проговорил Третьяк. Наталка вздрогнула.
Не свезло с мамкой.
Как знакомо. И пусть Третьяк купал ее в любви, залатав все раны, оставленные матерью и сестрами, но шрамы остались сквозь года.
И взяв на руки свою собственную дочь, Наталка поклялась, что Весна никогда не переживет те горести, что имела несчастье пройти она.
У беров не было сирот или беспризорников. А вот в людском княжестве, несмотря на все старание князя и княгини, находились. Глядя на них, у целительницы слезы наворачивались на глаза.
Особенно на эту бедную девочку. С черными очами и такими же, как и у нее, темными волосами.
— С харчевни принесли кушания, что ты заказал, я уже накрыла на стол.
Молча кивнув на слова жены, Третьяк развернулся к девочкам.
— Так, детки, пошли кушать!
— Батюшка, а котенок? — тут же нахмурила лобик Весна, таким знакомым жестом поджав уста, совсем как Наталка.
— И его накормим. — кивнул он, взяв блохастого за шкурку двумя пальцами. А потом кивнул уныло застывшей незнакомке.
— А ты что застыла? — фыркнул бер громко. — Весна, возьми подружку мыть руки и за стол.
— Ну что вы, господин... — обескураженно шепнула малышка, спрятав грязные ручки за спиной. — Нельзя мне, я...
— Пошли!
Не дожидаясь, пока новоиспеченная подружка перестанет мямлить, Весна ухватила ту за руку и потащила в домик, что родители сняли на пару дней, дабы слегка отдохнуть от долгой дороги.
И вот она, всегда довольствуйшися объедками вельмож, и та, что даже не пускали за стол, сидит на стуле, умытая, наспех причесанная, глядя на гору еды. Румяные боки пирожков манили взгляд. Как и сладкие каши, а еще было вяленное мясо и копченая рыба. И фрукты, и творог с медом!
Прям кушанье царей!
— Ешь медленней, не торопись. Никто ее не отберет.
По-доброму
