Реверанс со скальпелем в руке (СИ) - Тамара Шатохина
- Чем я могу помочь? Вы же не просто так говорите все это? - переживал он за меня.
- А на кого мне еще поныть? Сознаться в своем бессилии? – криво усмехалась я, - я может еще и могу называться медиком – с натяжкой… но давно уже не хирург, да и была ли? Я давно уже просто мадам… со всеми вытекающими.
- Когда вы вот так говорите, - улыбался он, - я верю в вас безгранично, Мари. Мужскую ногу я тоже видел. И опять готов помочь вам. Располагайте мной и Андрэ, как считаете нужным.
И скоро в моём медицинском кабинете звучало, но только после глотка коньяка:
- Ну… благословите, шеф! И-и-и… делаем разрез кожи… оставляем насколько возможно длинный задний кожно-мышечный лоскут для миопластического закрытия культи. Рассекаем мышечный лоскут… находим нервы и сосуды… зажим… держите его здесь, Рауль. Еще зажим, Андрэ. Перевязываем… прошиваем. Пересечь малую и большеберцовую кость нужно проксимально, насколько это возможно. Поэтому мобилизуем кожно-мышечный покров… смещаем в краниальном направлении. А-аа… я не утомила вас своей болтовней? – опомнилась я на миг, будто выходя из транса.
- Говорите, Мари, говорите что угодно, если вам так легче, - напряженно ответил муж.
- Это да – легче вспоминать. Будто перед глазами стоит и даже голос слышу… Пилу, Андрэ. Малоберцовая пересекается немного проксимальнее, чем большеберцовая… Теперь напильник… острый край среза нужно зашлифовать...
Солдат выжил. Он еще спал, а я сидела рядом, не в состоянии отойти в сторону и судорожно вспоминая – всё ли сделала, как учил Шония? Нет, не всё… чтобы уменьшить последующую фантомную боль, рекомендуется блокада нервов местным анестезирующим средством. Я этого не сделала – у меня этого средства не было.
На всякий случай подключила свою плесень, замороженные, периодически обновляемые запасы которой постоянно хранились на леднике. Этот пациент реагировал тяжко – с диареей и рвотой… но выжил, все-таки выжил. Местный плотник по моему чертежу выстрогал для него замечательные костыли вполне прогрессорского вида. И работу мы потом этому мужчине нашли – обрабатывать заготовки в кузнице.
Были еще запущенные раненые и были операции… мне помогали Рауль и Андрэ, и я как-то внутренне успокоилась, что ли? Нащупала правильный баланс между дикой паникой и наглой уверенностью. Или же, погрузившись в процесс, просто вспомнила настрой, всегда царивший в операционной – собранность и спокойная деловитость.
В герцогстве Вюртембергском и графстве Монбельяр все так же правил Карл II Вюртембергский – старший брат Рауля. С ним отношения были не прерваны, но прекращены по умолчанию. Я, по итогам той поездки, благосклонности герцогского дома не получила. Когда следующий раз Рауль съездил туда сам, ему передали для меня подарок. Уже отъезжающему просто отдали в карету. Разворачивали мы его вместе и внутри оказалось ни много, ни мало – изящное фаянсовое бурдалю, разрисованное цветочками… Рауль замер, а я, хмыкнув, протянула руку и достала из него еще один сверточек. В нем оказался довольно красивый увесистый браслет. И если на бурдалю мой муж просто растерянно смотрел, то при виде браслета буквально побелел. Сгреб все это, пробормотав: - Прошу прощения, Маритт, это недостойно герцога, - и выскочил из дома.
Вернулся, правда, быстро. Выбросил? Я не спрашивала. Любопытно было, но не спрашивала – он и так чувствовал себя виноватым и даже потерянным. Не ожидал от родичей? Обида, разочарование… Я спросила потом у Андрэ, потому что нужно было понимать. Муж дарил мне украшения – со значением, исключительные – как, например длинные серьги с серо-прозрачными камнями в пару колье от де Рогана. Почему же такая бурная реакция на неплохой браслет? Оказалось, он в это время считался почти неприличным украшением, с тем же значением, что и ошейник. И вот что странно – в моде у здешних дам были коллар и колье-склаваж, действительно похожие на удавку…
С тех пор Рауль просто коротко отвечал на письма из «отчего» дома, визиты мы больше не наносили – поняли все правильно. Хорошо хоть, в финансовом отношении нас не ущемили.
Глава 29
Виконт и виконтесса звучит, конечно, красиво и даже где-то гордо. Но всё-таки, наверное, мы вели жизнь похожую на ту, что и захудалые дворяне Рохлины где-то далеко в России. С той может разницей, что рабства, точнее крепостничества во Франции не существовало. В нашем быту не было откровенной роскоши, но имелось всё необходимое для нормальной и даже в чем-то комфортной жизни. Комфортной была и социальная среда в Ло, сложился способ общения. В своих путешествиях и вынужденно зарабатывая на жизнь, что называется - горбом, мой муж привык держаться с низшим сословием демократично. Для меня тут вообще вопрос не стоял - был бы человек порядочным.
Выезжая в ближайшие города Лон-ле-Солье и Макон, а в прошлом пожив немного в Безансоне и побывав в незабываемом, как хороший цирк, Монбельяре, я понимала, что Ло – это отдельный райский мирок, созданный будто на заказ. Мир в этом мире, можно сказать – единственно комфортный для меня в плане общения и проживания. Своего синьора здесь глубоко уважали, меня, как лекаря, надеюсь, ценили. А живого и общительного Франсуа просто любили. Ло неминуемо затягивал, он укутывал и укрывал собой, обещая счастливое спокойствие в то время, когда где-то там гремела война… или шумел цирк с клоунами.
И у нас жизнь по-своему кипела – вызревали овощи и виноград, играло и бродило в бочках будущее вино. Звенело железо в кузнях и пёкся в домах хлеб. И плыли по улицам запахи железной окалины и еды. Рождались телята, щенки, цыплята... И люди тоже.
По показаниям я сделала первое своё кесарево. Это оказалась самая простая операция в моей жизни - на удивление. Может потому, что Дешам в самых мелких подробностях рассказал мне о всех возможных неувязках и трудностях? Потому что он чертил схемы и дал расчет дозировки опия с учетом приблизительного веса пациента? Может... Но я была абсолютно уверена, что справлюсь. И справилась. Помогала мне местная повитуха и ей я тоже объясняла всё
