Нарисую себе сына - Елена Саринова
— Ой, я сейчас! Сэр жандарм!
— Да-а? — не отрываясь от волкодава, проблеял тот.
— Пожалуйста, пропустите их! Это — свои!
— В принципе, я могу собаку и здесь пока…
— Проходите! Оба! — и своей пятой точкой шеркнулся по двери в сторонку. Лишь на меня взгляд поднял. — Ваша светлость, вам же на улицу выходить… Ваша светлость!!!
— Вы чего так… — а дальше — рывок назад и полная темнота. Хотя, через секунду ощущений добавилось…
— Сволочи! Крысы портовые! Мама моя! — суматошно растирая себя руками, блажила я. — Да чтоб вас самих мордами в эту кислоту! — и по лицу, которое сейчас особенно сильно «горело». — Мама моя!
— Мессир маг, это что за… осложнения? — через шум в ушах и ужасный, раздирающий зуд, проскрипел со стороны знакомый стервозный голос.
— Стойкое неприятие. Впервые подобное вижу. Так что с нашим…
— Сусанна, рассчитай мессира по полной.
— Да чтоб вас всех… Уф-ф… О-о-о… — кажется, отпусти… — А-ай!
— А давай-ка теперь вот так вот. На всякий нелепый случай, — и обмотали заломленные мне за спину руки веревкой. А потом еще и стянули:
— А-ай.
— Орешь то ты знатно, да тут — не столица. Так что, лучше заткнись.
И вся троица с удовлетворением меня осмотрела. Я тоже, дернувшись в последний раз, «сосредоточилась». Но, не на них, на реальности. Которая не обрадовала нисколько: старая бревенчатая изба, пропахшая мышами и плесенью, на мизерных окнах — лишь решетки ромбами и напрочь отсутствует потолок, пуская сквозь щели в своде, рассеянные пылью лучи. И странные вдоль стен атрибуты: длинный узкий стол на боку, большой деревянный крест, а в дальнем углу кучей свалены останки объеденных восковых цветов. По-моему, роз. А еще, сила, идущая снизу, сквозь трухлявый дощатый пол. Но, слабая. И где я?.. Церковь? Часовня?
— Мама моя.
— Ага, — Сусанна усмехнулась. И качнула своим пепельным хвостом. — А ты — везучая, Зоя. И живучая.
— Да ее и сейчас никто убивать не собирается. У нас другие планы, — а вот монна Фелиса, по-моему, держалась гораздо уверенней. — Огляделась?
— Угу. Мне здесь не нравится. А вам — самое то, — и кивнула на восковые «объедки» в углу. Женщины скосились туда же. Капитан Шорох хмыкнул:
— Ну и язык. И как только наш общий друг с тобой управляется?
— А он меня такою и сделал. И «везучей». И «живучей».
— Так мы за вас рады. Шорох, давай, готовь стол, — кинув взгляд на кривой табурет, качнулась монна Фелиса к окну. И скрестила на груди холеные руки.
— Это зачем еще?
— Я же сказала, детка: у нас на тебя — планы. У каждого — свои. Вот уважаемый капитан, например, очень сильно желает компенсацию за собственный утраченный корабль в виде Летуньи.
— Очень сильно… желаю, — загремели за моей спиной.
— Мне нужны банально мои же деньги, которые у меня когда-то украли и тоже справедливая за них компенсация.
— Так пусть их воровка вам и отрабатывает. В чем же дело?
— Да? — с ухмылкой глянула та на Сусанну. — А у нас с ней — новый договор. Да и с чего ты взяла, что это она их тогда…
— Потому что он на такое не способен. Сусанна, разве не так? Сволочь, а не подруга. Медуза неблагодарная! Он тебя в люди вывел, а ты…
— Зоя, заткнись! Мне от вас обоих вообще ничего не надо!
— А что ты тогда в этой компании забыла? Нет, я еще могу понять, почему меня крюком по лбу, но теперь то?
— Да потому что… — на выдохе крикнула та. Потом, вдруг, скривилась. — Заткнись и все. Понять она меня не может, дура малолетняя. Я столько лет вокруг него кольцами вилась, в глаза преданно глядела, а она возникла и…
— Как в старой предтечной сказке, — покачала головой от окна монна Фелиса. — «Мышка бежала, хвостиком задела. Яйцо покатилось и разбилось». Вот такие «безобидные мышки» и подгрызают своими маленькими зубками огромные столпы. Рушат устои. Толкают нормальных людей на несвойственные им поступки.
— Вам бы с лекциями выступать. Об устоях и столпах.
— А что? Может в будущем и… И в другой стране. Здесь-то мне, благодаря твоему усопшему супругу…
— И даже имя его своими змеиными губами не смейте…
— Ну и язык! — вздрогнула я от смешка над самым ухом. А потом еще и рукой обхватили. — А может его вначале по назначению использовать?
— Шорох!
— А что? У нас с ним никогда общих баб не было… Исключая присутствующую.
— Вот же мразь, — прошипела, сузив глаза, Сусанна.
Я нервно заегозила. Капитан усилил хватку:
— Девушки, выйдите-ка на полчаса. Мы тут с Их светлостью… — и второй рукой загнул мне набок шею.
— Шорох! Сусанна, зови отца Лукаса. А ты готовь ее к обряду.
— Так время еще…
— Я сказала, готовь. А потом, после, можешь и…
— Вам всем не жить. Это я вам обещаю.
— Ох, детка, ты — не в том положении, чтобы давать обещания.
— Еще раз повторяю: вам всем не жить. И даю последний шанс.
— Шорох!
— Пошли, — мотнули меня к стоящему посреди комнаты столу. — Сама на него ляжешь или мне помочь? Только жаль, руки перевязывать придется…
Мне все это жутко не нравилось. Ох, как мне все это… А особенно то, что сделать я пока ничего не могла. Даже защиту собственную применить. И дело не в том, что «распяли». Основательно, привязав и руки и ноги к низким ножкам стола, а…
— Ну конечно, а как же без бенанданти? Ваше преосвященство, отец Лукас. Вам-то что надо? Ящерку в клан? — вот именно это не нравилось больше всего. Потому что дышало реальной магической силой. Темной. Сырой. Чужой.
— Монна Фелиса, я же просил без имен? Я здесь и так…
— Да что вы? — теперь и я сама уже «шипела» не хуже змеи. — Значит, архиепископ Иоанн не в курсе? Или лишь делает вид?.. Сусанна, а ты говорила, что тебе ничего не надо? А платочек с моей кровью оставила.
— Женщина должна быть готова ко всему, — глухо уточнили мне откуда то сбоку. — И ты сама виновата. Твой шустрый Дахи. Все прошло бы гораздо раньше и куда безболезненней.
— Ваша преосвященство, а вы в курсе, что я — баголи?
— Кто ты? — склонил ко мне свою широкую рожу Шорох.
— Баголи, рыбий пуп. — И на меня ваша хобья магия крови не действует.
Священник, сдвинув густые брови, в раздумье замер:
— Она на всех действует, дочь моя.
— И бывали прецеденты?
— Чего бывало?
— Шорох! Отойди оттуда.
— Нет. Вот с тебя и начнем. Мессир, придержите ей левую руку. Мне нужно знак нанести перед тем, как…
— О-о, да сколько же можно?!
