Сильверсмит - Л. Дж. Кларен
— Нет! — рыкнула я и прижала пятую по счету бутылку пива к груди.
Он сухо, без тени веселья хмыкнул.
— Ну надо же, какая злая маленькая пьянчужка.
— Не называй меня маленькой! — огрызнулась я, хотя даже не знала, что значит пьянчужка. — И вообще, я еще не закончила!
— Хорошо, Ариэлла, — сказал он тихо, подозрительно спокойно, прищурившись.
Он сделал шаг вперед вплотную ко мне. Между нами не осталось воздуха. Эти проклятые короткие, сбивчивые выдохи, которые я никогда не могла сдержать рядом с ним, снова сорвались с губ. Колени задрожали, едва он взял меня за подбородок, зажав его между большим и указательным пальцами, и наклонился, опасно близко к моим губам…
Я пискнула, когда бутылка выскользнула из руки и со звоном упала на пол.
Отшатнувшись, я толкнула его в грудь. Этот ублюдок сделал это нарочно, чтобы отвлечь меня.
— С тебя хватит, — прорычал он низко, почти шепотом, но с такой силой, что спорить не хотелось.
Не отводя взгляда, он поднес бутылку к губам и залпом допил остатки моего пива, так что его рот коснулся того места, где только что были мои губы. Потом поставил пустую бутылку на шкаф и кивнул в сторону кровати.
— Сядь.
Я, кипя от злости, я подчинилась. Другого выхода не было.
— Ешь, — он протянул мне несколько кусков хлеба. — Удивительно, что тебя до сих пор не вырвало всем этим дерьмом прямо на пол.
Я нехотя откусила, он тем временем наполнил мою металлическую флягу водой из крана.
— Пей. Когда закончишь, я налью снова. И ты выпьешь еще.
— Не хочу, — пробурчала я, сгорбившись.
— Тогда пожалеешь утром.
— Это угроза?
— Нет, — отрезал он. — Это факт.
В его глазах стояла такая усталость, что у меня защемило сердце, и мозг, черт возьми, болел от непонимания, почему он такой вымотанный.
— Ты был в отлучке весь день, — сказала я.
— И я вернулся, — он стоял надо мной, руки скрещены на груди, лицо суровое, резкое, все в шрамах — и при этом слишком красивое, чтобы я могла смотреть спокойно. Он следил, как я жую и глотаю каждый кусок хлеба, будто охранял от самой себя.
— Куда ты ходил? — спросила я, поднеся флягу к губам.
Он проследил взглядом за движением моей руки и за моими губами, пока я пила.
— Нужно было кое-что уладить.
Я нахмурилась, поставила флягу на тумбочку и скрестила руки на груди.
— Больше ни кусочка и ни глотка, пока ты не скажешь, где был.
Он простонал и провел ладонями по лицу.
— Думаешь, мне доставляло удовольствие быть вдали от тебя, Элла? Думаешь, мне было легко не сойти с ума от тревоги каждую секунду, не зная, как ты, жива ли? — рявкнул он. — Это был ад. Быть без тебя — настоящий, ебаный ад. Но мне пришлось.
— А ты думаешь, я тут веселилась?! — я взорвалась снова, понимая, что это бесполезно. — Думаешь, я не волновалась? Не гадала, жив ли ты вообще?
Он тяжело вздохнул и потянулся ко мне.
— Элла, ты не должна за меня переживать.
— Но я преживаю! — я отбросила его руку. — Ты однажды спросил, приходило ли мне в голову, что я должна значить для кого-то больше, чем часть какого-то долбаного пророчества. Так вот, тебе самому приходило в голову, что ты можешь значить больше для меня? — мир закружился, в глазах защипало, но голос звучал четко. — Я не знала, где ты! А если бы все было наоборот? Если бы я исчезла, и ты не знал, где я, что бы ты сделал?
— Я бы разорвал этот мир на части, пока не нашел бы тебя, — ответил он, не задумываясь.
— А я была вынуждена просто сидеть и ждать! Как тогда, когда Элоуэн ушла!
Я пожалела об этих словах в ту же секунду, как они вылетели, потому что это было неправдой. Все, что сделал он, — было противоположностью ее поступков. Он оставил меня в тепле, с едой и водой. Оставил записку. Пообещал вернуться и сдержал слово.
Ужас, сожаление и осознание содеянного легли на его лицо, будто тень. Пламя в очаге выхватывало из темноты суровые черты, придавая им почти неземное выражение. Он приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но…
— Ты был с женщиной? — слова сорвались прежде, чем я успела их обдумать. Я не имела права спрашивать.
— Элла, — мое имя прозвучало на его губах, как мольба. — Боги, конечно нет!
— Потому что я бы поняла…
— Я выслеживал лагерь Инсидионов, — перебил он, и терпение его лопнуло. — Хотел пойти туда прошлой ночью, но ты была ранена. Поэтому сегодня утром, убедившись, что с тобой все в порядке, я отправился туда. Я перерезал глотку каждому, кто там был, чтобы ни один из ублюдков не донес о тебе Молохаю. Вот где я был. Так что нет, Ариэлла, никакой женщины.
Судорожный узел в животе ослаб, уступив место облегчению, на которое я, возможно, не имела права, но все равно почувствовала.
Он положил обе ладони мне на плечи, мягко массируя через ткань ночной рубашки.
— Я не хотел уходить, не хотел пугать тебя, но нужно было замести следы.
— Ты должен был взять меня с собой. Я могла бы помочь.
— Ты была ранена, Элла. Тебя, черт возьми, пронзили клинком, — рыкнул он, и по телу его пробежала дрожь ярости. — Я не стану относиться к тебе как к беспомощной, потому что ты ею не являешься, но я и не собираюсь извиняться за то, что сделал, если это избавило тебя от смертельной угрозы во второй раз за сутки.
Я выдохнула, смиряясь. Да, вряд ли я бы помогла. Обвила его торс руками и вдохнула запах, который давно стал для меня домом.
Гэвин коснулся губами моей макушки.
— Прости, — прошептал он. Его сильные руки сомкнулись вокруг меня. — Прости меня, Элла.
Сердце разломилось надвое от этой просьбы.
— Я прощаю тебя, — выдохнула я в его грудь. Простила уже давно, еще через несколько минут после того, как поняла, что он ушел. Вдохнув снова, ощутила — он чист. Даже пах чистотой. — Почему на тебе нет крови?
Он тихо рассмеялся.
— Искупался в реке по дороге назад, чтобы избавить тебя от вида бойни.
— В реке? — я подняла на него глаза, полные тревоги. — Но ведь так холодно.
Его взгляд скользнул к моим губам.
— Иногда холодная вода просто необходима.
Я опустилась на край кровати и потянула его за собой. Он послушно последовал, опускаясь на одно колено — тело напряжено, колени касаются моих. Все это было неправильно. Несправедливо. Опасно.
Но
