Элинор Одна Из Трёх - Мечта всей жизни!
Надо же, я успела привязаться к этому диковинному чуду природы.
Наконец, когда лебеделев превратился в махонькую чёрную точку на горизонте, я решительно развернулась на юг — вроде туда надо было идти, по крайней мере зверюга, ссадив меня на землю, пару раз крылом мягко подтолкнула именно в ту сторону.
Незаметно подкрадывались сумерки. Дорога уже который час шла под уклон. В плаще становилось жарковато, но снимать его я не стала — лишняя ноша, уж лучше пусть остаётся на плечах.
Сумки тянули книзу, но бросить поклажу я не решилась — мало ли сколько предстоит идти, голодать мне как-то совсем не улыбалось. На ходу поправив лямки, ваша покорная слуга посетовала вслух на свою богатую сюрпризами судьбу и продолжила мерно шагать по дороге.
Новый в данной обстановке звук раздался так неожиданно, что заставил споткнуться. Замедлив ход, я прислушалась. Похоже на телегу.
Ну точно! Лихо вырулив из-за поворота, ко мне бодро неслась повозка, запряжённая двумя довольно шустрыми лошадками неизвестной породы пегого окраса. Управлял ими кряжистый мужичок лет сорока с хвостиком, на вид типичный крестьянин местного разлива, в меховой телогрейке поверх цветастой рубахи и мышиного цвета штанах.
Поравнявшись с вашей покорной слугой, он натянул вожжи.
— Пьивет, кьяхавикха! — и улыбнулся во все свои хорошо если двадцать зубов.
— Доброй дороги, уважаемый, — поклонилась я, внутренне ликуя от неожиданной удачи. — Куда путь держите?
— В Ваханту, вехтимо, — прошепелявил он.
Какая такая Ваханта? А-а! Васанта! Город почти на самой границе с Деанией. Это я удачно мужичка встретила!
— А не подвезёте ли уставшую путницу? — с надеждой заглядывая в его слегка раскосые глаза.
— Откехо хе не подвехти такую жамекхательную деухку! — хохотнул он, протягивая мне руку.
Не теряя времени, я вскочила на телегу и плюхнулась на сиденье возле мужика.
— Благодарствую, лаби, вы меня просто спасли! — наконец скинула с плеч изрядно надоевшие мешки.
— А кхем пьятить будехь, кьяхавикха? — лукаво глянула на меня эта мечта логопеда.
Ну вот. И тут меркантильные интересы. Так недолго и веру в людей потерять. Я-то думала, что по доброте душевной решил подвезти.
— Ну-у… Денег у меня нет, — малый разом поскучнел. — Расплачусь натурой.
Крестьянин невесть чему обрадовался, аж крякнув от удовольствия.
— Продуктами, милейший, продуктами, — на всякий случай уточнила я.
Мужик слегка скуксился, но деловито уточнил:
— Какими пьядуктами, миая?
И правда, какими? Так и не успев после ухода от гдертов толком рассмотреть содержимое сумок, я даже примерно не представляла, что предложить шепелявому селянину в качестве оплаты.
— Так. Сейчас посмотрим. Что тут у нас? Вяленое мясо, угу. Мясо не отдам, самой мало, — бормотала я себе под нос, копаясь в одном из мешков. — Ага. Сыпучее что-то. На чечевицу похоже… Ого! Какая тяжёлая баклажка!
Откупорив берестяную флягу, я с наслаждением вдохнула душистый аромат мёда. Эту тоже, чую, не отдам… Кувшинчик. Небольшой, объёмом где-то с литр. С трудом вытащив деревянную пробку, я попыталась разглядеть через узкое горлышко содержимое ёмкости. По запаху похоже на масло. Правда, наличествует какой-то специфический запашок. Не, это мне точно не надо. С другой стороны — взыграла природная жадность — гдерты бы абы что в поклажу не сунули. Решено — отдам половину. Только как я эту половину буду вытрясать? Содержимое было если не твёрдым, то очень вязким — при попытке побултыхать туда-сюда тягучая масса едва всколыхнулась. Ну ладно, разберёмся.
— Мужик! — окликнула я крестьянина. — Тебя как звать-то?
— Ёхкой, кьяхавикха, — ощерился тот. Ну постоянно лыбится, блаженный, что ли?
— Ёшка, вот у меня есть замечательное…э-э…маслице. Очень дорогое. Я тебе, так уж и быть, полкувшина за дорогу отолью, — терзаясь предчувствиями, что такой платы будет слишком мало, я выжидающе уставилась на селянина, сунув ему открытый кувшин чуть ли не в нос. — Ну как, чувствуешь?
Мужик настороженно принюхался и сморщился — я же говорила, запашок у масла специфический.
— А какое качество, какое амбре! — между тем нахваливала я товар, восторженно цокая языком. — Из молока самих козлотуров, надоенного юными нецелованными девами в последнюю безлунную ночь ушедшей зимы! — кажется, Элечку понесло. — Но если тебе не нравится — как хочешь, продам на ярмарке в городе. Уж там точно оценят, с руками оторвут и золотом осыплют!
Ёшка, удивлённо глянув на меня, ещё раз принюхался. Подумал, и, видимо, впечатлившись красочно расписанными достоинствами товара, в конце концов неуверенно кивнул.
— Хойохо, кьяхавикха, договоиихь.
— А у тебя посуда какая-никакая есть, куда масло отливать?
Он не глядя протянул руку назад и выудил из-под грязной мешковины отбитый с одного края горшок. Покопавшись, вытащил оттуда же крышку и протянул всё это мне. Ну вот и славно!
Яркие крупные звёзды подмигивали с чёрного ночного неба, воздух благоухал ароматами ночных цветов и душистой хвои, где-то глухо ухала сова, а мы всё ехали. Как я поняла, Ёшка останавливаться на ночь не собирался, предпочитая побыстрее добраться до Васанты. Всю дорогу он болтал без умолку, косясь на улегшуюся среди поклажи меня и чему-то постоянно улыбаясь.
— Кьяхавикха, а куда х путь дейхихь?
— В Бронки, — вовремя припомнила я название деревеньки на развилке между Деанией и Васантой.
— А кхего хе одна едехь? Как мух-то отпухтий такую мойодую?
— А нету у меня мужа, — не подумав, брякнула я и тут же прикусила язык — по местным обычаям незамужняя девушка без сопровождающего путешествовать не должна, это неприлично.
— А йюбовник? — какой продвинутый мужик! Свободных, не побоюсь этого слова прогрессивных взглядов буквально!
— И любовника нет, — развожу руками — мол, звиняй.
— Так ты хойостая, кьяахавикха?! — невесть чему обрадовался селянин.
— Выходит, да.
— Так вохьми меня. Я тебя йюбйю, — это было сказано таким свойским тоном, что я невольно прыснула. — Мне в тейе девикхы ньявякхя, — признался этот герой-любовник. — А х худыми кхего дейять? Одни кохти, вхятьхя не ха хто. Мне мама вхегда говойийа — кхенихь, Ёхька, на пойной, — ну спасибо за комплимент! Я оглядела свою изрядно отощавшую за время пребывания в этом мире фигуру. Не мощи, конечно, но пухляшкой с чистой совестью уже не назовёшь. — Она тебя покхяйеет, по гойове погйядит. Мама у меня умная… А у тебя дома еда ехть?
— Есть, — уже начиная тихо похихикивать над шепелявыми разглагольствованиями, подтвердила я.
