Лекарки тоже воюют 2 (СИ) - Ветреная Инга
По истечении двухчасового «маринада» меня проводили в зал для совещаний. Относительно других помещений дворца, этот зал отличался своими небольшими габаритами. Инцидент, связанный с нашей семьей, очевидно, не желали выносить на всеобщее обсуждение. В зале уже присутствовали ряд чиновников во главе с канцлером, личный секретарь князя и несколько членов тайного совета. Вокруг места, которое заранее было отведено для меня разместилось такое количество охраны, словно рядом находилась вся моя разведгруппа, готовая совершить покушение на жизнь князя.
Когда правитель Туринии зашел в зал, все встали. Он обвел присутствующих надменным взглядом, на несколько мгновений задержав его на мне. Я, к сожалению, не смог понять, что именно в этот момент было написано на княжеском лице. По кивку правителя канцлер начал зачитывать свою пафосную речь, светясь от самодовольства:
- Я, Пипер, канцлер Туринии и преданный слуга князя Тиарнака, ведущего свой род от Великого Стерлинга Первого провозглашаю...
Я был вынужден слушать его обвинения стоя, внимательно запоминая перечисляемые им факты и надеясь, что мне все же дадут возможность произнести ответное слово.
Князь сидел насупившись, и переводил взгляд то на меня, то на канцлера, по его хмурому виду невозможно было понять, чью сторону он выбрал.
Далее канцлер скрупулёзно перечислял все прегрешения госпожи Данейры и Син. Очевидно делал он это исключительно для князя, так как все это было указано в присланном мне письме. Но кое-что полезное из речи чиновника мне все же удалось подметить: все свидетельства обвинителей исходили от его коллег-чиновников, и насколько я мог помнить, большинство из них по ряду причин во время войны лишились своих теплых мест. Нужно было конечно уточнить судьбу и остальных свидетелей, но тенденция явно просматривалась. Так же в речи чиновника я так и не услышал ни одного свидетельства против лекарок от лица фронтовиков. И это уже было показателем явных пробелов в линии обвинения.
- Явуз Позеванто! – торжественно обратился ко мне секретарь князя. – Что у вас есть сообщить нам по данному поводу?
- В данный момент ничего! – спокойно ответил я. – В отношении моих родных допущены вопиющие нарушения их прав, - осторожно зондируя почву, начал я свой «поход».
- Какие же? – тут же взвился со своего места канцлер.
- Во-первых, выдвигать обвинения при отсутствии обвиняемых – это дурной тон. Во-вторых, Ваши претензии слишком серьезны, чтобы отвечать на них без подготовки. В-третьих, словесные показания Ваших свидетелей следует подвергнуть тщательной проверке, – меланхолично перечислял я.
Лицо чиновника от волнения покрылось пятнами.
- Вы хотите сказать, что я озвучил перед лицом нашего достопочтенного князя заранее ложные сведения? – пошел ва-банк канцлер.
- Я четыре с половиной года служил командиром разведгруппы и имею внушительный опыт участия в сложных и опасных операциях. Остался жив только благодаря тому, что не принимал на веру предоставляемые мне факты, а каждый раз их перепроверял, - спокойно пояснил я, не сводя испытывающего взгляда с чиновника.
Того заметно покорежило от моего уверенного ответа, но он довольно быстро взял себя в руки и перешел к следующему акту пьесы.
- Явуз Позеванто, от Вас так и веет агрессией. Я требую проверить Вас на преданность нашему князю!
- А что, четыре с половиной года, проведенные на фронте, не доказали мою преданность? Или для ТЕБЯ, канцлер, всю войну прятавшемуся в тылу, годы на передовой – это пустой звук? – прорычал я, посчитав, что в данный момент не стоит сдерживать эмоции.
Мой рык выбил чиновника из колеи. Выронив из рук листочки и испуганно озираясь, он искал поддержки у сидевших рядом с ним подчиненных, но те прятали глаза, стараясь слиться со стенами и мебелью зала. Главы знатных родов откровенно от него отворачивались, князь же ждал, как его слуга выкрутится из столь неловкого положения. Поэтому канцлеру поневоле пришлось взять себя в руки и продолжить:
- Вы с отцом бок о бок несколько лет жили с настоящими шпионками, ведущими подрывную деятельность против нашего княжества. Я не удивлюсь, если они при помощи своих женских чар завербовали вас и склонили к сотрудничеству с врагами!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Чиновник перенервничал и сорвался, не замечая того, что переходит все рамки допустимого. То, что мне и было нужно.
- Вы, дорогой мой канцлер, слишком опрометчиво используете термин «шпионки» в отношении родных для меня женщин. Суда не было! Вы всего лишь выдвинули обвинения, но пока ничего не доказали. Все, что Вам удалось предъявить – это показания нескольких свидетелей, когда-то лишившихся своих должностей, в них все еще говорит обида за крушение карьеры. И если Вы продолжите настаивать на своем, не предъявляя убедительных доказательств, я буду вынужден перед лицом князя и всех присутствующих, вызвать Вас на мужской разговор и объяснить по законам чести, как Вы, канцлер, не правы, - спокойным, ровным голосом, в котором не было даже намека на угрозу, проговорил я.
Чиновник спал с лица, не ожидая от меня вызова на дуэль. Его хитрые глазки забегали вновь, ища помощи у окружающих, но присутствующие уже традиционно предпочитали не вмешиваться в нашу беседу.
- И все же я настаиваю на Вашей, Явуз, проверке, дабы пресечь слухи и недомолвки, а также исключить любые подозрения в Ваш адрес, - сколько любезности и миролюбия источал тон чиновника!
- И каким образом Вы предлагаете это сделать? – подозревая подвох со стороны бледного хитреца, уточнил я.
- Артефакт правды – это самый простой и действенный способ проверить Вашу верность нашему достопочтенному князю, - ожидаемо ответил он.
Теперь правитель Туринии не сводил с меня холодного и острого, как бритва, взгляда. Эта была проверка, и я не мог от нее отказаться, понимая, что в противном случае вряд ли покину совещание свободным, а может даже и живым, человеком.
- Я согласен! – не отводя взгляда от князя, спокойно произнес я.
Правитель недоверчиво прищурился, но промолчал.
Стоило только мне положить руку на кристалл, как со всех сторон посыпались вопросы, они были не связаны между собой, их целью было не дать мне сосредоточиться и помешать придерживаться единой стратегии. Точно такую же методику мы использовали в замке, пытаясь узнать причастность моих домочадцев к покушению на отца. Это был форменный допрос, что противоречило туринскому законодательству, ведь против меня не были выдвинуты обвинения. Но приходилось терпеть и отвечать.
Канцлер и его приспешники пытались выяснить: были ли мы с отцом осведомлены о вопиющих фактах передачи секретной информации, вербовки агентов и иной шпионской деятельности наших женщин? Отвечал я быстро, правдиво, так как действительно ничего не знал, и кристалл под моей рукой светился однообразным белым цветом, лишенным каких-либо оттенков.
Вопросы продолжали сыпаться невпопад, но любопытствующие позволили себе отклониться от основной темы заседания.
- Явуз, почему Ваш отец отказался исполнить приказ князя - явиться на совещание? Это измена!
- Это семейная ссора! Моя мачеха находится в положении, в связи с этим ее характер изменился не в самую лучшую сторону. Капризы, обиды, скандалы сотрясают нашу семью не один месяц. Ничего удивительного, что отец, узнав о том, что у его любимой супруги начались роды, помчался к ней, нарушая даже приказы князя! – мой ответ не порадовал присутствующих, но еще больше их расстроил белый кристалл.
- Явуз, вы знали, какие книги изучает в библиотеке ваша сводная сестра?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Меня скривило от определения, которым наградил Син один из подчиненных канцлера. По привычке захотелось рявкнуть: «Мы не родственники!», но усилием воли я сдержался.
- Да, несколько раз я видел у нее в комнате тома из школьной библиотеки. Это были труды о лекарском деле, Син готовилась к поступлению в академию, - я был кристально правдив, похоже, это сильно раздражало чиновников.
- Как часто госпожа Данейра высказывала недовольство действующей властью князя?