Притяжение Севера и Юга - Ева Орлан
— Правда похожи? — Глаза юноши загорелись надеждой. Эранор для него был примером для подражания, и услышать от Грейс, что она улавливает между ними сходство было для Уильяма подобно благословению Богов.
— Да, похожи, — честно подтвердила принцесса, правда она имела в виду не столько внешнее сходство, сколько внутреннее. Даже если принца и его оруженосца не связывает кровь, рядом с тем, на кого равняешься, все равно становишься подобным. Это чувствовалось в Уиле, он был таким же прямым, как Эранор, невзирая на юношеский максимализм и чуть идеализированное восприятие мира. Зато не было таких явственных пороков, как в принце Фирнена, однако для Грейс хорошие качества Эранора перевешивали множество недостатков. Как ни странно, принцесса их подмечала, а это значит, что иллюзий не строила.
— У них нет кровного родства, — начала объяснять Ёр, — пускай прабабка Уила и стала женой короля Геста, у нее на тот момент уже было двое сыновей от другого мужчины. У нас это называют побочной ветвью королевского рода. У Фирнена таких ветви две, Герцогиня Сеун Наббо, вторая жена Геста, и графиня Сехильд Крох, третья жена.—
— В общем, мой дед был весьма любвеобилен, — заключил Эранор.
— А разве не все мужчины таковы? — вопрос был скорее риторическим, — у нас многоженство — обычное дело, — Грейс пожала плечами. Южанам напротив, кажется странным хранить верность жене, которая воспринимается как инструмент для продолжения рода. Конечно, бывали и исключения далеко на западе, но пример одной-двух высокородных пар, живущих счастливо и в любви, не перевешивает чашу весов тысяч несчастных. Принцесса старалась об этом не задумываться сейчас и не портить вечер.
— Кстати, меня учил читать прадедушка, — поделилась принцесса своим тайным достижением. Королева Терпсиона и сестры Грейс не умели читать, как и все их предшественницы во дворце. Кроме того, образованными были даже не все мужчины в Эритрее. Им ни к чему дышать книжной пылью, чтобы жить по заветам предков. Грейс печалила такая узость мышления, поэтому она и пошла в Совет.
— Мне бы хотелось познакомиться с твоим прадедом, кажется, он был хорошим человеком. А меня учил читать отец, я был капризным ребенком.
Это правда. Капризность Эранора была обусловлена отсутствием матери. Он не был заперт в своем дворце, и посещал город с малых лет. Какого было его удивление, когда в шесть он резко понял, что у других мальчишек есть мать, которая проявляет к ним особую заботу. Совсем не такую, как проявлял отец.
До десяти принц был практически невыносим, ему недоставало внимания матери, и он требовал его от отца, словно тот мог заменить Селену. Именно поэтому Эрн не поддавался урокам няни и прочих учителей, Хрон сдался и принялся за образование сына сам. Он каждый вечер, вне зависимости от занятости, садился с сыном у камина и учил его читать, потом писать. Эранор никогда не забудет, как отец разогнал важный военный Совет, сказав: «На сегодня достаточно, меня ждет сын». И, мир не рухнул, война подождала до завтра. Это был день, когда принц понял многое и перестал давить на отца своим поведением.
— Да, он был хорошим человеком. Мирным, добрым и очень умным. Чуть ли не единственным, с кем можно было говорить, — своей светлой памяти о прадедушке Грейс улыбнулась с таким теплом, что её маленькое личико стало на миг необычайно красивым, — Его звали Рэйгар Хокк. Хорошо, что он никогда не желал власти, потому что король бы из него вышел никудышный и очень мягкий.
«Как из меня королева» — подумала Грейс, но вслух не сказала.
— Однажды побывав на войне, он вернулся довольно скоро. Никогда о ней не говорил практически ничего, кроме того, что она бессмысленна, зато разбил этот сад, — она указала на ту самую дверцу, через которую пришла с Ёр на берег, — я многим ему обязана.
Грейс трепетно хранила воспоминания о Рэйгаре не просто как о родственнике, а как о единственном человеке в Аспере, который её понимал и принимал такой, какая есть. Если вдуматься, даже Анора старалась наложить некий свой оттиск, прогибая Грейс под себя. Но принцесса лишь гнулась, как прут, и не ломалась.
По разумению принца, возможно, правнучка сейчас пыталась воплотить мечты прадеда в жизнь. Раз он учил ее читать, то значит не соглашался с заветами предков. Эрну еще сильнее захотелось попасть в портретную галерею, там должны быть портреты всех членов королевской семьи. Он бы взглянул на него.
— Так ты сыграешь? — Эранор посмотрел на гитару в руках принцессы, после на её лицо.
— Да, конечно! — принцесса отложила тарелку, вытерла руки о цветастое полотенце и уселась поудобнее, взялась за инструмент.
— Только что-то веселое, не хочу слушать трели птицы в терновнике.
— Какой еще птицы в терновнике⁈ — бросила на принца удивленный взгляд, но сам вопрос не требовал ответа, а был, скорее возмущением, — по знанию баллад я Хауфо, конечно же, уступаю. И не знаю веселых. Однако есть одна, которая мне нравится…
Грейс положила пальчики на лады, опустила голову, задумалась, будто вспоминая то ли аккорды, то ли текст. А потом, усмехнулась, взяв одной рукой кружку вина, подняла её вверх, словно провозглашая молчаливый тост и отпила первый глоток, для храбрости. Вино обдало вкусовые рецепторы пряным вкусом, незнакомым, новым. По языку растеклось оттенками, обожгло пищевод приятным теплом. Довольно крепкое, но доброе, с удивительным послевкусием. Принцесса отставила кружку и снова взялась за лады. Наконец-то её пальчики перебрали струны, по берегу пронеслась нежная мелодия, перелив звуков, постепенно сложившиеся в лёгкую мелодию.
— На берегу сидит девица.
Она платок шелками шьёт…
Работа чудная такая,
Но шёлку ей недостаёт.
Вдали по морю парус вьётся
В сиянье голубого дня…
— Скажи, моряк, ты мне любезный,
А нет ли шёлка для меня?
— Ах, как не быть такой красотке…
У нас есть разные шелка.
Есть синий, алый нежный самый,
Какой угодно для тебя?
— Мне нужен алый нежный самый,
Я для самой принцессы шью.
Так потрудися, дорогая,
Взойди на палубу мою.
Она взошла. Парус поднялся.
Моряк ей шёлку не даёт,
А про любовь страны далёкой
Он песню чудную поёт.
Под шум волны и звуки песен
Она уснула крепким сном,
А просыпается и видит
Всё море шумное кругом.
— Пусти меня, моряк, на берег.
Мне дурно от волны морской.
— Проси, что хочешь, но не это.
Я не
