Кто суккуба? Я суккуба?! - Антонина Львовна Клименкова
— Спасибо, я поняла! — буркнула Клава.
Лепреконы от ее реакции втянули головы в плечи. Клава запоздало сообразила, что стороны друг друга неверно расслышали: Основатель прав, зеленый коротышка употребил просто старинное слово, ничего ругательного не имея в виду. Это как вагина — лоно, сиськи — перси, анус соответственно — срака. Просто ей так послышалось, ведь в ее языке аналогичное устаревшее слово перешло в раздел матерных, а у них, напротив, стало возвышенным, относясь к Богине.
— То есть, вы не обидитесь на меня за святотатство, если я так сделаю? — осторожно уточнила она.
Лепреконы, уразумев причину ее шока, дружно выдохнули, снова заулыбались.
— Как можно! Ведь мы дети Земли! А ничто так не удобряет почву, как добрый навоз!
— Тем более в легендах сказано «родится из чрева», — добавил с видом эрудита домовой, — а зад не меньше связан с чревом, чем лоно.
— Что ж, тогда у меня всё получится, — подытожила Клава.
Так как праздник должен был начаться уже через несколько часов, ей пришлось немедленно приступить к репетиции танца. Все лепреконы радостно разбежались готовиться, с суккубой остались две пожилые жрицы в качестве учительниц хореографии. К счастью, ритм у танца оказался простой до примитивности, а фигуры легко запоминались. Пока она приплясывала посреди гостиной под строгим присмотром наставниц, усевшихся на столе, Клаве подумалось, что движения во многом похожи на индийские танцы. В детстве она предостаточно насмотрелась фильмов о смуглых влюбленных и жестоких раджах — и сейчас вот пригодилось, схватывает всё на лету!
Разучив священный танец плодородия и ненадолго простившись с почтительными жрицами, Клава, ощущая в душе и теле какую-то небывалую легкость и радость, приняла душ, затем облачилась в по-праздничному яркое струящееся платье, без нижнего белья, чтобы не мешкать на празднике с раздеванием. И без особого труда запрятала в себе священные яйца. Попробовала и Космическое Начало, всё-таки какие-то сомнения в своих возможностях у Клавы оставались. Но нет, ствол лепреконского лингама вошел в лоно без проблем. Да так приятно, гладко там обосновался, что Клава с трудом удержалась от игры с собой — пусть и хотелось отрепетировать, но нельзя, ведь от избытка влажности удержать камни будет еще сложнее.
Когда она вышла, готовая к своей роли, на крыльцо, там ее уже ждали: толпа лепреконов с многочисленными фонариками в руках — их оказалось на изумление много! Просто река светлячков, тянущаяся от порога до ворот сада и дальше, по всей улице, насколько было видно. Клаву встретили приветственным гомоном, осыпали зерном, блестками и лепестками цветов. И, затянув праздничный гимн всем миром, повели, держась за краешек подола, куда-то в рощу, что шелестела напротив кладбища.
Сперва Клаве это казалось неким причудливым пикантным сном. Однако тяжесть внутри, отдающаяся при каждом шаге, так что приходилось сжиматься, чтобы не выронить реликвии — эта тяжесть убеждала, что она не спит. И эта же тяжесть действовала на суккубу крепче, чем игристое вино. Хотелось петь вместе с мелким народцем — и она стала подпевать, утроив ликование лепреконов. Хотелось сбросить одежду и танцевать босиком по росистой траве, голой, позволяя обнимать себя ночному прохладному ветерку, чувствуя разгоряченной кожей ночь, тыкаясь бесстыдными горошинами сосков в ласковую темноту, истекая соками, как почва весной, словно впрямь стала Богиней, готовой родить Небо и Землю…
И Клава рассмеялась в голос, увидев, как опешил вернувшийся Флавиан, столкнувшись с процессией, что текла по широкой дороге в сторону рощи. Он был далеко от нее, но в слабом сиянии фонариков она прекрасно видела выражение его лица. А также то, что он всё-таки успел зайти к себе домой и переодеться в сухую одежду, утеплившись от простуды трикотажной курткой крупной вязки.
Инкуб проглотил удивление и последовал за ними на отдалении, но не прячась.
Танцуя на выбранной лепреконами поляне, Клава видела устремленные на нее глаза Флавиана. Она чувствовала его взгляд всем телом, всей кожей. И засмеялась от его смущения, когда пришла пора Богине встретить со всем жаром и страстью дарующее жизнь Космическое Начало, направленное собственной ее рукой.
Она извивалась на примятой траве, упираясь сосками в ясное ночное небо, смаргивая звезды слезами наслаждения — загоняя Космическим стволом глубже в себя стремящееся наружу яйцо Неба, пока не пришло его время. Она чувствовала распирающее давление сзади и спереди, она крепилась изо всех сил, дрожала снаружи, содрогалась внутри — и срывала дыхание вздохами-вскриками:
— Ах!..
— Ах! Ах! Ах! Ах! — подхватывала в своем ритме поющая толпа мелюзги, пляшущая среди высокой травы, вплетая выкрики в песнопение.
— Ох! — срывалось с губ Клавдии.
— Ох-ох-ох-ох! — не отставали лепреконы, размахивая фонариками.
— Аа-АА!.. — протяжно взвизгнула напоследок Клава, доведенная Космическим Началом до края Вселенной.
— А! А-а! А-аа!.. — в разнобой заорали лепреконы и принялись обниматься друг с другом, словно услышали звон новогодних курантов. Садовые с домовыми, домовые с подвальными и чердачными — все кланы объединились под началом Богини.
Флавиан сел под деревом. Не удержался от смешка-хрюканья, когда под ликование мелкого народа обессилевшая, запыхавшаяся, но довольная Клава-Богиня «родила» сперва синее яйцо, а затем кокетливо «высидела» черное. Дальше лепреконы в ее присутствии не нуждались: всё их внимание переключилось на «обновленные» реликвии, влажные от «плодородных» соков. Они принялись их ритуально с песнями отмывать шампунями, поливать ароматическими маслами и полировать старыми зубными щетками, после чего собирались спеленать в носовые платочки и завязать атласными ленточками до следующего праздника. Клава с облегчением и с чувством исполненного долга покинула центр поляны, подхватив с травы платье.
— Как тебе представление? — весело спросила она. Подойдя, бросила платье на землю, чтобы сесть рядом с инкубом и не исколоть голую попу травинками.
Флавиан покосился на ее вздымающиеся груди, на колени, расставленные не по-девичьи вольно, чтобы высушить ветерком обильную влагу между ног. Но промолчал, пусть она сама напрашивалась на отповедь своей вызывающей позой и многозначительной хмельной ухмылочкой.
— Я и не знал, что у домовых есть собственный культ, — пожал плечами Флаф. Всё-таки не выдержал, снял куртку и накинул на плечи суккубе.
Клава кофту, хранящую его запах и тепло, тут же сбросила легким движением. Слишком ее распалила роль богини. Каменный фаллос пусть и был по-своему хорош, однако ее тело посчитало эту забаву лишь разминкой и ждало большего.
— Простудишься! — укоризненно покачал головой Флаф.
— Тогда согрей меня? — охотно развернулась к нему Клава всем телом.
Он замер.
Суккуба этим мгновением растерянности воспользовалась и обвила ногами его за пояс, обняла руками за плечи, прижалась грудью к груди, тесно и жарко. Даже кончики носов почти соприкоснулись.
— Согласен, тебе не повредит немного остыть, —
