Драконова воля. Книга вторая - Агата Грин
Надо держаться!
Я закрыла глаза, сжала руки в кулаки и стала считать до десяти.
Потом, все потом…
Я дам своему огню волю…
Я поменяю форму…
Но потом, позже…
Надо держаться.
Мне потребовалось много времени, чтобы подавить импульс, и когда я, наконец, справилась и открыла глаза, то Сизеры уже уехали, и Кинзия осталась одна. Спустившись с крыльца, я подошла к ней.
Совсем недавно она выглядела ненормальной, ее глаза горели болезненно, а рот скалился, но теперь о ее состоянии говорил только странноватый взгляд да возраст, резко проступивший на лице.
— Говори, — потребовала я.
И она заговорила. Не только для меня — и для тех, кто был во дворе и слышал нас.
— Когда-то я тоже была молодой и наивной, и так же, как ты, прибыла сюда издалека, — начала Кинзия. — Я старательно завоевывала привилегию быть здесь своей и все равно оставалась чужой, нелюбимой, бесплодной… уж лучше слыть шлюхой, чем пустоцветом — к шлюхам относятся снисходительнее. Я много терпела. Много надеялась. Старалась не отчаиваться. Если бы Брадо выгнал меня и взял другую жену, я бы это вынесла, но он решил большую часть наследства оставить тебе, а я не могла допустить, чтобы Мариан остался с крохами.
Я сжала руки в кулаки и впилась ногтями в кожу, чтобы удержаться от того, к чему меня толкал дракон.
— Все знают, что яд — любимое оружие чистокровников, — продолжила Кинзия. — Верник раздобыл в Авииаране яд и отравил Брадо, устроив все так, чтобы это выглядело нападением Чистой крови.
— Почему Верник помогал тебе? — выговорила я с трудом — голос менялся.
— У него странное отношение к женщинам: обычных он ни во что не ставит, а в молодости вообще бил любовниц смертным боем. Но он никогда и пальцем пладессу не тронул. Женщины-плады для него неприкосновенны. Что касается меня, то ко мне он всегда относился особым образом, уважал и защищал. Я думаю даже, он любил меня, но не претендовал ни на что, довольствовался тем, что был рядом. Склонить его на свою сторону было очень легко.
Я вспомнила, что говорил мне Верник, когда пытался за мной ухаживать. Он, дескать, видел в Священном огне прекрасную женщину… Этой женщиной оказалась Кинзия.
— Мое убийство тоже приписали бы чистокровникам? — спросила я.
Кинзия не заметила, как странно звучит мой голос; она, кажется, вообще не замечала, что со мной что-то не так. Мы обе были не в себе, обе были на грани.
— Конечно, — кивнула она. — Мы планировали избавиться от тебя при случае. Естественно, убийство бы приписали Чистой крови. Но ты была не единственной моей целью… — промолвила Кинзия загадочно и расплылась в улыбке. — Я ничего не забыла. Когда Авииаран принял нас с распростертыми объятьями, я не раздобрилась и не простила того, как эта придворная свора травила меня. Я связалась с Чистой кровью и начала с ними сотрудничать. Вместе мы убрали некоторых пладов, но главной нашей победой стало убийство императора Дрего. Выбрав момент, чистокровники отравили эту похотливую развалину, подставив Элдреда Блейна. Да, Валерия, в этой борьбе я выбрала Чистую кровь, а не Великого Дракона, и это было удобное решение, стоившее нам маленькой уступки: мы не трогаем чистокровников в Тоглуане, а они не трогают нас. А теперь ответь мне, — прошептала женщина и подошла ко мне ближе, — что бы ты сделала на моем месте? Разве не стала бы ты защищать права своего сына, если бы у того попытались все отнять? Разве не отомстила бы тем, кто травил тебя и почти довел до самоубийства? Не такие уж мы и разные.
Она говорила что-то еще, но я больше не различала слов, только их яд, и перед моим мысленным взором появились Брадо с его серо-зеленым задумчивым взглядом; Нереза с ее солнечной улыбкой; смеющийся Вито… Их лишили жизни, чтобы Мариан Сизер был богат. Просто из-за денег, просто из-за наследства.
— Ошибаешься, — пророкотала я, — мы разные!
Я, наконец, отдалась превращению-трансформации, воззвала к своему огню и растворилась в нем. Кости больше не трещали, мышцы не каменели, спину не схватывало, и жар не трепетал где-то под сердцем — потому что я больше не сопротивлялась. Мир изменился, я изменилась, и пока память не покинула меня, я отомстила Кинзии за смерти моих близких, за ту пощечину и за все-все, что она сделала помимо этого. Ярость вырвалась из меня пламенем и объяла пладессу. Она закричала, я закричала тоже, и Колыбель туманов вздрогнула от драконьего рева.
Глава 26
Я приподнялась; снег под руками заскрипел. Снег? Я торопливо вскочила, и снова протестующе заскрипел под ногами снег. Лес, зимний лес! Что я делаю в лесу ночью, да еще и голая?
— Холод нам не страшен, — раздался позади хриплый голос.
Повернувшись, я увидела черноволосого мужчину, обнаженного, как и я, и тоже в снегу, как и я. Отряхнувшись, он пошел ко мне, ломая наст; я шарахнулась и упала. Мужчина вздохнул, остановился и, подняв руки, произнес успокаивающе:
— Все хорошо, не бойся. Ты что-то помнишь?
— Нет! — выдохнула я. — Кто ты? Что мы здесь делаем? Почему мы голые?
— Это прозвучит крайне нелепо, но если ты хочешь все вспомнить, мне надо тебя коснуться.
Я смерила мужчину взглядом. Голый, белокожий, совсем не мерзнет и — как не отметить? — весьма недурен собой. Но так как кроме нас двоих вокруг больше никого нет, есть ли у меня выбор?
— Ладно, — глядя на него настороженно, протянула я.
Незнакомец подошел ко мне, протянул руку и помог встать, но когда я поднялась, руку мою не отпустил. Заглянув в глаза мужчины, цветом похожие на мураву, я почувствовала родство, и это меня немного успокоило. Протянув другую руку, он смахнул с моей щеки нетающий снег, а потом его глаза вспыхнули пламенем, и мир пропал…
…Я шумно вдохнула; память обрушилась на меня ледяным душем. Я перекинулась в драконицу и сожгла Кинзию! Но что дальше?
— Почему мы
