Как повываешь? - Жаклин Хайд

— Я рассказал ей свою историю несколько дней назад, а она скрывала это от меня.

Слова звучат пусто даже для меня самого, пока в животе не нарастает ощущение провала.

— Ты ведешь себя, как ребенок, которому нужна мама. Если не вытащишь голову из задницы, окажешься в большой беде. Кто сказал, что в конце концов ты не потеряешь ее из-за этого? Уитли любит тебя, я видел это с той самой ночи, когда ты ее укусил. И что с того, что она Ван Хельсинг? Это не она виновата в том, что с тобой сделали.

— Я не знаю, что и думать.

— Да плевать, Ван Хельсинг она или нет. Она красивая, горячая и твоя пара. Один шанс за всю жизнь. Сколько сотен лет ты ждал, думая, что у тебя никогда не будет пары из-за того, как тебя обратили? Судьба свела вас, и, возможно, это был единственный способ.

Раскаяние.

Оно разрастается в груди, когда я вспоминаю, какой разбитой выглядела Уитли, когда я велел ей уйти, и какие ужасные вещи я сказал, не справившись с тем, через что прошел за последние триста лет.

Стыд захлестывает меня за то, как я поступил со своей женщиной. Я связал ее с болью из прошлого, которая не имеет к ней никакого отношения, и позволил ярости затуманить разум.

В животе разверзается бездна, и все внутри скручивается от ужаса при мысли о том, что она могла уйти, уже могла покинуть меня. Черт. Следом пронзает страх.

А что, если она уже ушла из замка, потому что я практически заставил ее это сделать?

Уитли — моя истинная пара, и она идеальна для меня. Я вел себя как полный идиот, потеряв над собой контроль, хотя она не была в этом виновата. Я был настолько ослеплен шоком и неверием, что она вообще могла хоть как-то быть связана с семьей, с которой я столько лет сражался…

Но Лахлан прав. Я люблю ее. Так какого хрена я все еще здесь? Почему прошлое, которое не имеет к ней никакого отношения, вообще должно что-то значить? Почему я позволяю Ван Хельсингам продолжать мучить меня, забирая единственное хорошее, что они мне дали — ее — из-за старых ран?

Мое лицо искажается гримасой, когда гнев, наконец, спадает.

— Блядь.

— Иди скажи ей, что ты придурок, и что я передаю привет, идиотина, — говорит Лахлан, прежде чем развернуться и уплыть прочь.

Глава 35Уитли Уитт



Вместе навсегдаууууууу.95

Ноги кричат от напряжения, пока я заставляю их двигаться, мчась сквозь лес на головокружительной скорости и проскальзывая между деревьями так быстро, как только могу. В своем волчьем облике я быстро углубляюсь в лес рядом с замком, прежде чем повернуть обратно.

Я прекрасно понимаю, как сильно изменилась моя жизнь за такое короткое время. Я только жалею, что меня заставляет заниматься спортом не что-то другое. Но если я не бегу, мои волосы начинают виться, и я начинаю плакать. Я уже два часа в таком состоянии и все еще не чувствую себя лучше.

Я снова и снова вижу лицо Коннора и то, как он смотрел сквозь меня, будто меня вообще не было. А потом, когда он все же посмотрел, в его взгляде была лишь ненависть.

Мне больно, и я не знаю, как это пережить.

Я понимаю, почему Коннор так зол. Не могу и представить, что он чувствует или через что проходит, но это не моя вина, и я не выбирала родиться такой, как он не выбирал быть укушенным так давно.

Это несправедливо.

Острая боль пронзает бок. Я замедляюсь, чувствуя, что тело слабеет, дыхание сбивается, а силы на исходе.

Я возвращаюсь в человеческий облик и подхожу к дереву, где оставила одежду перед пробежкой. Сначала было странно раздеваться догола посреди леса, но теперь это ощущается как свобода.

Как только я натягиваю любимую футболку с лицом Джейми Фрейзера96 и коричневые леггинсы, слезы обжигают горло и глаза, пока я уже не могу видеть нормально.

Он такой чертовски глупый, и, возможно, я тоже, раз все еще люблю его, и я никуда не собираюсь уходить.

Я так сильно врежу ему по яйцам в следующий раз, когда увижу, за то, что он заставил меня плакать, засранец. Может, даже превращусь в волчицу специально, прицелюсь, как футболист перед ударом, и отправлю его яйца в следующий год.97

А может… мне просто уйти, как он и хочет. Возможно, это слишком серьезное препятствие для него, чтобы пережить, и мысль об этом не дает мне покоя. Черт! Я не знаю, что делать!

Он хочет пространства — я дам ему пространство. Почему бы мне просто не сесть в ракету и не улететь в ебаный космос? Возможно, это будет полезно в данной ситуации.

Волосы на шее встают дыбом, когда я хлопаю по ближайшей сосне, представляя на ее месте его лицо. Я вздрагиваю, когда дерево наклоняется, вырываясь с корнями и оставляя за собой комья земли.

— Уууупс. Черт, — бормочу я, ставя его обратно.

— Знал, что найду тебя здесь, — голос Коннора раздается у меня за спиной. — Но не знал, что застану за садоводством. Деревья сажаешь?

Я замираю, не готовая встречаться с ним лицом к лицу. Почему мужчины всегда выбирают самый неподходящий момент, чтобы поговорить с девушкой после ссоры?

— Считай, тебе повезло, что я тебя этим деревом не ударила. Просто оставь меня в покое, — говорю я, повернувшись к нему боком, желая еще немного зализать свои раны.

— Мне не нравится, что ты Ван Хельсинг, но мне много чего не нравится.

Прекрасно. Он пришел насыпать еще соли на мои раны. Слезы снова наворачиваются на глаза от того, каким жестоким он был. Я бы предпочла, чтобы вернулся старый О’Дойл, чем тот придурок, в которого он превращается. Я обхватываю себя руками.

Я ожидаю увидеть презрение в его взгляде, но вместо этого в голубых глазах — мягкость и искренность.

— Мне также не нравится, насколько ты чертовски милая и как сильно я, блядь, хочу обнять тебя прямо сейчас.

Я замираю, и сердце предает меня из-за этих простых слов, сжимаясь от боли и гнева. Как он смеет приходить сюда и говорить мне что-то милое!

— Черта с два!