Райчел Мид - Кровавые обещания
Меня разбудило прикосновение скользнувшего в постель тела. Я подняла веки и взглянула прямо в красные глаза Дмитрия. Впервые за все время я смотрела на него не с любовью, а со страхом, но старалась скрыть перемену. Напротив, протянула руку и коснулась его лица.
— Ты вернулся. Я скучала по тебе.
Он поймал мою руку и поцеловал ладонь.
— У меня были дела.
Тень скользнула по его лицу; в уголке рта я заметила крошечный след засохшей крови. Состроив гримасу, я стерла ее пальцем.
— Я так и поняла.
— Таков естественный порядок вещей, Роза. Как ты себя чувствуешь?
— Лучше. Вот только...
— Что?
Я отвернулась, снова раздираемая противоречиями. В его глазах вспыхнуло не только любопытство, но и — пусть совсем немного — беспокойство. Беспокойство за меня. И тем не менее всего мгновение назад я стерла кровь с его лица — кровь несчастной жертвы, чья жизнь оборвалась несколько часов назад.
— Я была в голове Лиссы, — заговорила я наконец, зная, что своим признанием не причиню ей никакого вреда. Как и Натан, Дмитрий знал, что она в Академии. — И... меня вышвырнуло оттуда.
— Вышвырнуло?
— Как обычно, я видела все ее глазами, а потом неизвестная сила, чья-то невидимая рука... вытолкнула меня. Никогда не чувствовала ничего подобного.
— Может, это новая способность духа.
— Может быть. Вот только... Я же приглядываю за ней регулярно и никогда не видела, чтобы она практиковалась в подобном умении. Или обдумывала это.
Он слегка пожал плечами и обнял меня.
— Пробуждение обостряет чувства и восприятие мира, но не делает тебя всеведущим. Я не знаю в чем дело.
— Конечно, не делает всемогущим, иначе Натан не зацикливался бы на местонахождении Лиссы... Зачем это? Почему стригои сосредоточились на пресечении королевских родов? Мы знаем, что они — в смысле, вы — одержимы этим, но почему? Какое это имеет значение? Жертва есть жертва, разве нет? И ведь большинство стригоев прежде были мороями.
— Сложно объяснить в двух словах. В основном на королевских мороев охотятся, потому что это порождает страх. В твоем прежнем мире королевская власть стоит над всеми. Они получают лучших стражей, лучшую защиту. — Он прав как никогда. — Если мы сможем добраться до них, что это означает? Это означает, что всем угрожает опасность. Отсюда страх, а страх подталкивает человека к глупостям, превращая в образцовую жертву.
— Ужасно.
— Жертва или...
— Да, да, знаю. Жертва или хищник.
Он слегка прищурился, по-видимому, недовольный тем, что его прервали.
— Есть и еще одно преимущество в погоне за лидерами мороев — нестабильность.
— А вдруг это приведет к смене лидеров, что поможет им? — Он бросил на меня еще один странный взгляд, а я сама испугалась своих слов. — А что еще?
Снова я рассуждаю, как Виктор Дашков. Нет, нужно заткнуться. Я поняла, что веду себя не так, как обычно, под кайфом, когда я занята только собой.
— Что еще... — Он скривил губы. — Еще — престиж. Ради славы, ради собственной репутации и удовлетворения от мысли, что мы способны извести тех, кого другие не могли уничтожить на протяжении столетий.
Простая у стригоев натура! Злые умыслы, охота и смерть. Других мотивов им и не требуется.
Взгляд Дмитрия переместился на мой прикроватный столик, куда я на ночь клала свои украшения. Все его подарки были здесь, сверкая как сокровище пиратов. Перегнувшись через меня, он за цепочку поднял назар.
— Ты все еще хранишь его.
— Да. Но он, конечно, уступает твоим подаркам.
«Голубой глаз» — он напоминал мне о матери. Я давно не думала о ней. В Бийске я начала воспринимать Алену как свою вторую мать, но сейчас... сейчас я мечтала о своей собственной. Джанин Хэзевей не умела убираться и готовить, но была умной и компетентной. В некотором роде я с самого начала осознавала, что мы мыслим одинаково. Я унаследовала ее черты и не сомневалась, что в моей ситуации она ни на мгновение не отвлекалась бы от плана бегства.
— А этого я раньше не видел.
Дмитрий положил назар и теперь держал в руке простое серебряное кольцо, подаренное мне Марком. В последний раз я надевала его в доме Беликовых; оно просто лежало на столе среди прочего.
— Мне подарили его, когда я была...
Я замолчала, осознав, что почему-то никогда не рассказывала ему, где была до Новосибирска.
— Когда ты была где?
— В твоем родном городе. В Бийске.
Дмитрий играл с кольцом, надевая его, то на один палец, то на другой, но, услышав это название, замер и посмотрел на меня.
— Ты была там?
Действительно странно, мы никогда не говорили об этом.
— Я искала тебя, — объяснила я. — Я не знала, что стригои охотятся в больших городах. Я жила в твоей семье.
Он снова перевел взгляд на кольцо и принялся поворачивать его туда и сюда.
— И?
— Они очень милые люди. Я полюбила их. Подружилась с Викторией.
— Почему она не в школе?
— Пасха.
— А-а, да. Как она?
— Прекрасно, — поспешно ответила я, не в силах рассказать о том, что случилось в последнюю ночь с ней и Роланом. — С Каролиной тоже все хорошо. Она напоминает мне тебя. Знаешь, однажды она накинулась на дампирских парней, пытающихся устроить беспорядки.
Он улыбнулся снова, и так... мило. В смысле, клыки по-прежнему нагоняли ужас, но улыбка выглядела не такой зловещей, как обычно. В выражении лица его появился оттенок нежности, истинной привязанности, и это пугало меня.
— Могу себе представить, как Каролина делает это. У нее уже родился ребенок?
— Да. — Я все еще не могла отделаться от впечатления, производимого его улыбкой. — Девочка. Зоя.
— Зоя, — повторил он, по-прежнему не глядя на меня. — Хорошее имя. А как там Соня?
— Нормально. Я мало с ней виделась. Она слегка раздражительная... Виктория говорит, из-за беременности.
— Соня тоже беременна?
— Ну да. Шесть месяцев, мне кажется.
Его улыбка слегка угасла, он выглядел почти обеспокоенным.
— Это должно было случиться рано или поздно. Она ведет себя не так разумно, как Каролина. Каролина родила детей сознательно... А для Сони, надо думать, это стало сюрпризом.
— Да. У меня тоже возникло такое чувство.
— А как там мама и бабушка?
— Хорошо. Обе.
Наш разговор принимал все более странный оборот — не только потому, что это был первый нормальный разговор со времени моего появления здесь; Дмитрий впервые, казалось, искренне интересовался чем-то, не связанным со стригоями, поцелуями и укусами. Если до этого мы и предавались воспоминаниям, то лишь о прошлых совместных сражениях... и о том, что произошло в сторожке.
