Расплата. Отбор для предателя - Алиса Лаврова
Ридли на мгновение теряется, а потом отвечает, смело глядя в глаза королю:
— Это переходит все возможные рамки. Вы подвергаете опасности жизнь ребёнка, вы творите зло. Разве вы сами не понимаете? Ничто не стоит жизни людей, которые уже погибли, и которые еще погибнут, из за вашей прихоти.
Я вижу, как Ридли хватается за кинжал, висящий у него на поясе. Бедный мой друг Ридли, он так ничего и не понял. Он что же, собрался напасть на Маркуса? От его храбрости внутри меня что-то переворачивается. Слабый человек против дракона. Он не боится, он знает, что тот может раздавить его одним пальцем, но встает против него, в одиночку.
— Рамки этому миру назначаю я, барон, — говорит король, с улыбкой глядя на руку, что Ридли держит на рукояти своего кинжала. Ступайте, в честь праздника, я сделаю вид, что не слышал ваших слов.
Король отворачивается и смотрит на дом.
— Опомнитесь, этого нельзя допустить! — Ридли смотрит по сторонам, пытаясь найти в людях поддержку, но все лишь стыдливо отводят глаза. Никто не осмеливается выступить против короля.
Здесь только один храбрец.
— Вы все будете молчать и смотреть? Где ваше сердце, где ваша совесть?
Но горячие слова Ридли не находят поддержки.
— Разве не ты позвал меня поучаствовать? — спрашивает король, с насмешкой поворачиваясь к барону.
— Я не верил слухам о вашем безумии. Я надеялся, что это лишь наглая ложь ваших недругов. Но как же я ошибался! Ваше величество, вы чудовище, — цедит барон. Я вижу, как подрагивают его руки, когда он снимает с себя застёжку плаща — особый знак доверия монарха — и бросает её ему под ноги. — Мне стыдно, что я присягал вам.
Он поворачивается ко мне и с горечью говорит:
— Прости, князь, если бы я только знал…
— Успокойте барона, он забыл, с кем говорит и кому обязан всем, — брезгливо приказывает король, и в следующее мгновение Ридли оказывается на полу, сбитый с ног тяжёлым ударом латной перчатки гвардейца короля. Он пытается встать, но ещё один удар летит ему в лицо, не давая ему подняться. Брызги крови падают на деревянный помост.
— Полегче, Карлос, не убивать, — повышает голос король, обращаясь к гвардейцу. — Несчастный не виноват, что бездарен и глуп. Я поговорю с ним позже.
Король подбирает с пола застёжку с изображением драконьего бога и осторожно, как драгоценность, кладёт на стол перед собой.
Ридли наносят ещё несколько ударов, и он обмякает в руках солдат, что держат его за плечи. Его утаскивают, словно безвольную куклу, подальше от глаз зрителей. Единственного человека, которому хватило смелости сказать слово против короля. Единственный человек, которому я открыл мою тайну. Единственный, кому здесь можно верить.
Моё сердце сжимается от жалости к несчастному, хоть он и послужил невольной причиной всего происходящего.
Когда первые факелы, брошенные солдатами, летят в дом, дракон внутри меня поднимает голову. Когда я слышу, как бьются стёкла, а вслед за этим раздаётся крик Лили, дракон открывает пасть, внутри которой клокочет и искрится страшный смертельный огонь.
Я вижу в его глазах готовность. Погибающий дракон решил отдать мне остатки своих сил, обрекая себя на гибель.
— Спасибо, — шепчу я.
Я закрываю глаза и с благодарностью вбираю в себя весь оставшийся огонь, что ещё горит внутри дракона...
81
Элис
Я бегу через поле, почти не чувствуя, как трава хлещет по ногам, а острые стебли разрезают кожу. Ветер шумит в ушах, а в голове лишь одно слово, один звук, одно имя.
Лили. Держись.
Я поднимаю взгляд и вижу дочку, она сжимает прутья решетки. Третий этаж, мне нужно найти ключ и добраться до третьего этажа. Все просто…
Лили замечает меня и машет рукой.
— Адриана, смотри, где я! — кричит она, а потом добавляет тихо: — Я пыталась выйти, но дверь закрыта, и никого нет… Я хочу к папе… Почему он не идёт сюда?
— Милая, отойди, пожалуйста, от окна и подойди к двери, — говорю я, стараясь сдержать дрожь в голосе, чтобы Лили не видела, как мне страшно за неё. — Жди меня там, я скоро тебя заберу. Хорошо? Это очень важно!
К моему облегчению, Лили кивает и скрывается из виду.
Сердце сжимается от ужасного предчувствия. Теперь мне нельзя терять ни мгновения. Если то, что мне почудилось в видении, — правда.
Где-то глубоко в сознании ещё теплится надежда, что король не станет этого делать. Не станет жечь дом, где заперт ребёнок… Но надеяться на сострадание безумного короля — это само по себе безумие.
Быстро бросаю взгляд назад: Марианна и её подруги, спотыкаясь, спешат ко входу.
Они бегут, не оборачиваясь, и не видят, кто идёт следом за ними.
Дюжина солдат с факелами в руках, пламя которых почти не видно в свете яркого солнца, идут в сторону дома, чтобы сделать то, что я видела в мимолётном видении. Оно не обмануло. Сердце моё падает в бездну отчаяния, и мне требуется ещё один удар сердца, чтобы взять себя в руки.
Я сжимаю кулаки и врываюсь внутрь дома, быстро оглядываясь по сторонам.
Да, король безумен, но он должен играть честно, по крайней мере по его представлениям. А значит, где-то здесь должен быть спрятан ключ.
Вокруг меня роскошный вестибюль с высокими потолками и мраморными полами, отражающими мерцающий свет канделябров. Возникает ощущение, что в этом доме давно кто-то живёт. На мгновение это сбивает меня с толку, и я застываю на месте, словно всё, что меня окружает, — это какая-то иллюзия.
Всё здесь выглядит так, как должно. Большой, богато украшенный трёхэтажный особняк. В глаза мне сразу бросается только одна необычная деталь — мощные решётки на окнах.
И эти решётки не для того, чтобы воры не проникли извне, они для того, чтобы никто не покинул дом изнутри. Прутья расставлены достаточно широко, чтобы влетел факел, но недостаточно для того, чтобы мог пролезть человек.
Как можно было выстроить всё это за пару дней, пусть и руками сотен рабочих?
Я бросаю взгляд на величественную лестницу из тёмного дерева, ведущую на верхние этажи. Прикасаюсь к перилам… И в голову мне приходит мысль, надежда на то, что, возможно,