Ольга Пашнина - Звездная Золушка

— Зара, успокойся! — Голос отца становился все суровее и суровее.

— Ты говорил с ним! — наконец бессильно выдохнула я. — Он сказал, что ты меня увезешь, он усыпил меня! Ты хоть знаешь, что он собирается сделать?! Ты представляешь, на что он решился?! Ты же сам сказал, что видишь, как мы друг друга любим! Тогда почему?! Почему ты его не отговорил?! И что мне теперь делать?

Я медленно сползла на пол. Уже не могла кричать. Хотелось просто взять и… и отправиться вслед за Грейстоном. В этот момент я не думала об отце… ни о чем не думала. Просто сидела, съежившись, и пыталась заглушить душевную боль физической, до крови кусая губы.

— Зара, — отец опустился возле меня на колени и обеспокоенно заглянул мне в лицо, — я тебя хоть раз подвел? Я подвергал тебя опасности?

— Ты мог его отговорить, — прошептала я. — Мог убедить, что он нужен мне. И что не должен так поступать.

— Детка, я прошу тебя успокоиться и выслушать меня очень внимательно, ладно? — Он с силой оторвал мои руки от лица и вытер с губ кровь, укоризненно покачав головой. — Я говорил с Грейстоном, и я знаю, что он задумал. Поверь, пожалуйста, я не смог бы его разубедить, даже если б пытался. Он слишком долго вынашивал эту идею и слишком уверился в том, что должен умереть из-за Ксицани. Я не могу сказать, что его позиция мне непонятна. Не каждый способен на убийство, родная. Нажать кнопку, отдать приказ — все это просто. Вынести последствия — нет. Твой Грейстон в двадцать лет взвалил на себя непосильную ношу и не справился. Сейчас он не в себе, и он твердо уверен, что только смерть спасет ситуацию.

Я затихла, слушая спокойный и уверенный голос отца. Общий смысл сказанного пока от меня ускользал, но многолетняя привычка свое дело сделала. Истерика прошла.

— Зара, словами Грейстона не убедить. Знаешь, кто по-настоящему ценит жизнь? Тот, кто ее едва не потерял. Милая, в моей жизни нет человека ближе, чем ты. Неужели ты подумала, что я, видя, как ты любишь, как счастлива впервые в жизни, смогу оставаться безучастным?

Он говорил так ласково, что я и впрямь почувствовала себя глупой. Почему первым порывом стали слезы и обвинения в адрес отца?

— Зара, смысл всего, что я делаю, в том, чтобы помочь тебе. И если твой муж будет упорно тратить жизнь на попытки застрелиться, я не сочту тебя счастливой. Я помогу тебе, мы вытащим его, и все будет хорошо. Но ты должна взять себя в руки. Позавтракать, выслушать меня и делать то, что я скажу. Сможешь?

Я медленно кивнула, чувствуя, как дрожь унимается.

Отец помог мне сесть на кушетку, и из стены, как и почти пять месяцев назад, выехал столик с завтраком.

— Зара, ответишь на один вопрос? — как-то хитро посмотрел на меня отец.

Смутившись и предчувствуя подвох, я кивнула.

— Ты правда помчалась спасать преподавателя, с которым виделась от силы пять раз, не предупредив никого и толком не вооружившись?

Со вздохом я кивнула. А папа, к моему удивлению, рассмеялся:

— Вот это моя девочка! Рвануть сломя голову черт знает куда, наломать дров. Первейший порыв в любой нестандартной ситуации — сначала сделать, потом подумать.

Я окончательно сникла, вяло размешивая сахар в кофе. Но отец обнял меня за плечи, свободной рукой соорудил бутерброд и, как в детстве, принялся кормить. Это было так… по-домашнему и забавно, что я даже улыбнулась. Впереди забрезжила надежда!

Когда столик вернулся на место, отец встал.

— Зара, в шкафу есть одежда. Умойся, приведи себя в порядок, переоденься и выходи в кают-компанию.

Я уставилась на абсолютно целенькие очки. И удивленно подняла взгляд на отца:

— Сколько я спала?

— Всего двенадцать часов. У Триниона было запасное стекло. Я не стал посвящать его в детали своего плана, так что он довольно тяжело пережил твой отъезд. Хороший парень этот Трин.

— Хороший, — эхом отозвалась я.

А когда дверь каюты с мягким стуком задвинулась, опомнилась и отправилась в душ.

Вообще, меня преследовало навязчивое ощущение, что корабль тот же, на котором я летела к Бетельгейзе. И каюта моя. Хотя, наверное, они все типовые и я страдаю ерундой вместо того, чтобы думать о том, как помочь Грейстону. Но отец ведь знает, что делает. Правда, я совсем не представляла, как можно заставить Грейстона захотеть жить. Но надеялась, что какой-то план у нас есть.

Я переоделась в удобные серые брюки и свободную черную рубашку, лежащие в ящике встроенного в стену шкафа. Я заказывала что-то подобное в самом начале жизни на Кларии, но так и не надела. Грейстону нравились платья. Но сейчас лучше одежды нельзя было и придумать. И на ноги предполагалось надеть спортивные ботинки, напоминающие кроссовки.

Я почувствовала себя намного лучше, помывшись и переодевшись. И желание поскулить в уголочке сменилось желанием скорее со всем покончить, причем с результатом, приемлемым для меня.

Планировка корабля была мне знакома, и я без труда нашла дорогу в кают-компанию. Без Эми и ее указаний было непривычно.

Я сразу увидела отца, который смотрел на экраны огромного лэптопа. Клавиатура проецировалась прямо на поверхность стола, а куча маленьких экранчиков поверх большого и вовсе оказалась для меня загадкой. Но не это было удивительным. В кают-компании находился еще один человек, и, когда он повернулся, я едва удержалась, чтобы не вскрикнуть.

— Леди Торрино, — император даже поклонился, — рад вас видеть. Вы в порядке?

Не дожидаясь моего ответа, отец пояснил:

— Он нам поможет, дорогая.

— Он пытался меня убить!

— Что? — Фаран изобразил искреннее удивление. — Нет, юная леди, никоим образом. Я пытался спасти вашу любовь. У меня и в мыслях не было причинить вам вред.

— То есть заставлять меня влезать в опасное расследование, удерживая моего отца, — это спасение моей любви? Как-то странно вы ее спасаете, отправляя меня на встречу с психом, для которого святая цель — прикончить меня изощренным способом и отправить — угадайте кому.

Он, кажется, несколько опешил. Отец скрывал улыбку.

— Садись, сейчас закажу тебе кофе, — сказал он. — А наш высокопоставленный друг поведает, где и как он ошибся, принесет свои извинения и расскажет, как он планирует все исправить.

— Но-но, Эдвард, не забывай, что я все еще твой император, — хмыкнул Фаран.

— Мой? — Отец поднял брови. — А что, Земля вошла официально в состав Империи? Не знал…

— А что, ты официально — подданный Земли?

Я переводила взгляд с одного на другого, ничего не понимая.

— А ты сейчас с кем разговариваешь? — вежливо уточнил отец. — А то, по-моему, ты меня с кем-то путаешь. Кто такой Торфилд? Зара, милая, ты помнишь нашу фамилию?