Лорел Гамильтон - Страдание
— О, оу, — вырвалось у меня.
— Что? — спросил Мика, направляясь к кровати.
— Мне тут стало интересно, стали бы глаза доктора Кросса еще серее, если бы он надел серую рубашку, как у тебя от зеленой футболки они стали зеленее, а не золотистей. Я его только что встретила, и не должна думать о том, какая одежда больше подошла бы к его глазам.
— Да, — согласился Мика, — Не должна. — Сейчас он был уже возле моей кровати.
Я потянулась к его руке, и он протянул ее мне. Когда наши пальцы соприкоснулись, от меня к нему перескочило тепло, и по нашим телам волной мурашек по коже пронеслась вспышка силы.
Мика отдернул свою руку:
— Черт!
— Я не специально, — выдохнула я, задыхаясь от прилива силы. Я хотела выдернуть футболку из его штанов. Хотела, чтобы он забрался ко мне на кровать и раскинул свои влажные волосы по моему телу.
— Прекрати Анита, хватит проецировать свою жажду. — Он попятился от кровати. Я видела, как бьется на горле его пульс, будто загнан в ловушку. И хотела его освободить.
Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, считая про себя. Пришлось проделать так несколько раз, прежде чем удалось успокоиться и снова открыть глаза. Мика смотрел на меня с кушетки.
— Ты не только о сексе думала, верно? — спросил он тихим, серьезным голосом.
Я покачала головой.
— А что есть еще, кроме ardeur-а? — спросил Эдуард.
Мы оба посмотрели на него, а потом друг на друга.
— Он твой друг, может один из самых близких. Я не знаю что ему известно, а что нет.
Забавно было слышать, как Мика зовет Эдуарда одним из моих самых близких друзей. Если судить по девчачьим стандартам, то он им не был. Мы не устраивали совместный шопинг, не перемывали косточки мужикам… но все же поднимали тему об отношениях, что каким-то образом отличалось от простых разговорах о парнях. Мы доверяли друг другу свои жизни и… много чего еще.
— Когда Мика сейчас от меня отпрянул, я видела пульс на его шее и подумывала его выпустить.
— Что значит «выпустить»? — спросил Эдуард.
— Ну, в деталях я это не продумывала, но хотела вгрызться ему в горло, чтобы его высвободить, чтобы кровь могла вырваться на свободу.
— Это все из-за вампирских меток, или твоей связи со всеми этими верживотными?
— Думаю, всего помаленьку.
Эдуард посмотрел мимо меня на Мику:
— Если вы просто займетесь сексом, она перестанет думать о крови и насилии?
— Не факт, — ответил Мика. — Но для оборотней насилие иногда смешано с сексом. Если она в ближайшее время накормит ardeur, тогда у нее не будет желания вырвать кому-нибудь глотку.
— А если не накормит?
— Если бы она была настоящим оборотнем, тогда утратила бы контроль над своим зверем и перекинулась, быть может, спонтанно.
— Но она не может изменить форму.
— Нет.
Эдуард посмотрел на меня:
— И сколько времени у нас есть до того, как ты потеряешь контроль?
— Дай определение потере контроля.
— Хах, так мало?
— Я едва не завалила вамп-доктора. Я чувствовала, что могу трахнуть ему мозг, а потом трахнуть его самого. Он ощущался как еда.
— Ты практически полностью имунна к вампирскому взгляду, но никогда не могла зачаровать вампира сама, — сказал Мика.
— Ты это Дамиану скажи. Я его практически полностью подчинила, когда сделала свои вампиром-слугой.
Мика поразмыслил над этим секунду-другую:
— Интересно; ты права, твоя способность контролировать немертвых со временем только усиливается.
— Но с этим вампиром у меня нет никакой связи, Мика. Раньше это срабатывало только на вампирах, с которыми была связана я или Жан-Клод. А этот доктор ни с кем из нас не связан.
— Жан-Клод новый правитель вампиров этой страны, Анита. Мастера со всей страны съезжаются в Сент-Луис, чтобы принести Жан-Клоду клятву на крови. Если Мастер доктора Кросса присоединил свою силу к нашей, то он наш вампир вне зависимости от того встречала ты его или нет.
Я переварила эту информацию:
— Так что получается — любой повстречавшийся мне вампир, теоретически предрасположен привязаться ко мне?
— Теоретически, да, — ответил Мика.
— Черт.
— Да, с этим могут возникнуть проблемы.
— Если она использует их в качестве еды, — сказал Эдуард.
— Ты и вправду думаешь, что трахнуть доктора Кросса — хорошая идея? — спросила я.
— Нет, иначе я бы покинул палату и предоставил природе взять свое.
— Тогда что ты хочешь сказать, Эд… Тед?
— Ты в больнице, и семья Мики живет здесь, приплюсуй сюда копов за дверью. Ты не можешь позволить себе кормиться на добром докторе, но на будущее — почему бы не питаться от того, кто окажется под рукой?
— Ты же знаешь, я не занимаюсь случайным сексом.
— Никогда не понимал, почему ты так паришься по этому поводу. Это такая же потребность, как и еда.
— Скажи это моногамному папаше двоих детей.
— Секс с Донной у меня не случайный, и я не помню, чтобы мы говорили о моей моногамности или об ее отсутствии.
Я уставилась на него:
— Хочешь сказать, ты изменяешь Донне?
— Я хочу сказать, что когда я вдалеке от Донны, в качестве Эдуарда, то секс под вопросом не стоит. Тед — однолюб, Эдуард — не особо.
— Ты понимаешь, что уже два раза сказал о себе в третьем лице? — спросил Мика.
— У него такое иногда бывает — жутковато, да? — спросила я.
— Есть немного, — согласился, Мика.
— Почему тебя так заботит, что у меня могут быть любовницы, когда сама спишь почти с двадцатью мужиками?
— Все мои любовники знают, что они не единственные. Мне не приходится никому врать, и даже умалчивать.
— Мы полиамурны, — сказал Мика. — А значит, каждый знает, что делают другие. Если бы мы были людьми и могли подхватить ЗПП[14], то все равно были бы честны друг с другом, чтобы поберечь здоровье.
— Если это намек, чтобы я был осторожен, то после встречи с Донной я никогда не занимался незащищенным сексом. Я не стал бы подвергать опасности ее и нашу семью.
— Не знаю почему, но меня коробит от мысли, что ты можешь изменить Донне.
— Да она тебе даже никогда не нравилась.
— Я не испытываю к ней неприязни, просто не понимаю, что она делает в твоей жизни. Зато понимаю, что она делает тебя счастливей, чем когда-либо и мне этого достаточно.
— То же самое относительно тебя и некоторых твоих мужчин.
— Я о том — зачем рисковать своим счастьем и семьей из-за траха на стороне? Ведь на кону так много стоит.
— Ты так уверена, что Донна меня не простит?