Стефани Майер - Сумерки (пер. Аделаиды Рич)

Он закинул меня за спину, и я заметила, что ему пришлось сделать усилие, чтобы обращаться со мной так же нежно и осторожно, как раньше. Я обхватила ногами его талию и не хуже удава вцепилась в шею.

— Не забудь закрыть глаза, — грозно напомнил он.

Я быстро уткнула лицо ему в лопатку, поближе к собственной подмышке, и зажмурила глаза. Как он тронулся с места, я почти не почувствовала. Его тело подо мной плавно скользило вперед, но движение было таким ровным, словно он шел прогулочным шагом по тротуару. Мне захотелось посмотреть, на самом ли деле он летел по лесу так же стремительно, как в первый раз, но я поборола искушение. Это не стоило ужасающего головокружения, которое неминуемо пришлось бы испытать. Я удовлетворилась тем, что слушала мерный звук его дыхания.

Я даже не заметила, как мы прибыли на место, пока он не коснулся рукой моих волос.

— Уже все, Белла.

Я нерешительно открыла глаза. Действительно, мы остановились. Я с трудом расцепила затекшие руки и ноги, онемевшие от напряжения, и тяжело свалилась вниз, плюхнувшись на бок.

— Ох, — удар о землю выбил воздух из моих легких.

Он смотрел на меня удивленными глазами, словно спрашивал: уж не сошел ли он с ума, если находит мой вид забавным? Озадаченное выражение моего лица добило его окончательно: он разразился громовым хохотом.

Не обращая на него внимания, я поднялась на ноги и принялась счищать грязь и листочки папоротника со своей куртки. Он захохотал еще отчаяннее. Я вышла из себя и большими шагами направилась в сторону леса.

Тут я почувствовала, как его рука обвилась вокруг моей талии.

— Куда ты идешь, Белла?

— Смотреть бейсбол. Тебе, кажется, расхотелось играть, но я уверена, что остальные отлично развлекутся и без тебя.

— Ты идешь в другую сторону.

Не глядя на него, я развернулась и гордо пошла в противоположном направлении. Он снова поймал меня.

— Не злись, у меня просто не было сил сдержаться. Видела бы ты свое лицо, — он еще раз прыснул напоследок.

— Ах да, это ведь только тебе позволено злиться, не так ли? — спросила я, подняв брови.

— Я совсем не злился на тебя.

— Белла, ты смертью моей станешь, — обиженно передразнила я.

— Это была простая констатация факта.

Я попыталась отвернуться от него, но он тут же поймал меня.

 — Ты точно злился, — не сдавалась я.

— Да, правда.

— А ты сказал…

— Что не злился на тебя. Ты разве не видишь, Белла? — Неожиданно все следы издевки исчезли, он напряженно смотрел мне в лицо. — Не понимаешь?

— Что я должна видеть? — резко спросила я, озадаченная сменой его настроения не меньше, чем его словами.

— Что я не никогда не сержусь на тебя — разве можно? На тебя — такую храбрую, доверчивую, открытую…

— Тогда почему? — прошептала я, вспоминая ту убийственную мрачность, с которой он всегда отшатывался от меня. Я без тени сомнения считала это разочарованием — в моей слабости, в моей глупости, в моей человеческой необузданности.

Он бережно обхватил ладонями мое лицо.

— Я бываю в бешенстве от самого себя, — мягко объяснил он. — От того, что снова и снова не могу удержаться и подвергаю тебя опасности. Само мое существование — угроза для тебя. Иногда я просто ненавижу себя. Я должен быть сильнее, должен научиться…

Я приложила ладонь к его губам.

— Хватит.

Он взял мою руку и прижал к лицу.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Конечно, это слабое оправдание тому, что я делаю, но все равно это правда.

Он в первый раз сказал, что любит меня — и так многословно. Возможно, он и сам этого не заметил, но я-то заметила.

— А теперь постарайся вести себя хорошо, — попросил он и наклонился, чтобы нежно потереться губами о мои губы.

Я держалась безупречно, а потом вздохнула.

— Ты обещал шефу Свону привезти меня домой пораньше, помнишь? Давай пойдем уже.

— Да, мэм.

Эдвард грустно улыбнулся и предоставил свободу всем частям моего тела, кроме руки. Он повел меня в лес, сквозь высокие мокрые папоротники и свисающие с деревьев лишайники. Мы обошли толстый ствол тсуги и оказались прямо на краю огромного открытого поля, окруженного со всех сторон пиками Олимпийских гор. Оно было раза в два больше любого бейсбольного стадиона. Я увидела всех остальных: Эсме, Эмметт и Розали сидели на краю скального выступа в ста шагах от нас. Намного дальше, примерно метрах в четырехстах отсюда, Элис и Джаспер что-то перекидывали друг другу, но мяча не было видно. Карлайл, казалось, был занят тем, что размечал базы, но не могли же они находиться так далеко друг от друга?

Когда мы вышли из леса, сидевшая на камнях троица поднялась на ноги.

Эсме направилась к нам. Розали грациозно развернулась и решительно пошла прочь, даже не взглянув в нашу сторону. Эмметт проводил ее долгим взглядом и присоединился к Эсме. От реакции Розали у меня внутри что-то мелко задрожало.

— Что это мы слышали, Эдвард? — спросила Эсме, приближаясь к нам.

— Шум был такой, словно медведь хрипел от удушья, — добавил Эмметт.

Я нерешительно улыбнулась Эсме.

— Это был он.

— Белла невольно меня насмешила, — пояснил Эдвард, моментально сравнивая счет.

Элис покинула Джаспера и направилась в нашу сторону — это был то ли бег, то ли танец. Стремительная, как вихрь, она резко, но изящно остановилась прямо перед нами.

— Пора, — казала она.

Одновременно с ее словами раздался мощный удар грома. Он потряс лес позади нас и прокатился по небу на запад в сторону города.

— Жуть, а? — Эмметт дружески подмигнул мне.

— Пошли.

Элис взяла его за руку, и они вместе рванули к огромному полю. Она бежала, как газель, он несся почти так же легко и без труда поспевал за ней — правда, уж его-то никак нельзя было сравнить с газелью.

— Готова к игре? — с горящими глазами спросил меня Эдвард.

Я постаралась выдать должную порцию энтузиазма:

— Команда, вперед!

Он хохотнул и, потрепав меня по волосам, бросился вслед за остальными. Он двигался более агрессивно — скорее гепард, чем газель, — и быстро обогнал брата и сестру. Мощь и грация его бега заворожили меня.

— Наверное, пора спускаться вниз, — услышала я мелодичный голос Эсме и осознала, что стою и смотрю вслед Эдварду, открыв рот. Быстро приведя лицо в порядок, я кивнула. Эсме держалась метре-полутора от меня, и я думала: неужели она все еще осторожничает, боится напугать? Она легко приноровилась к моему шагу и не казалась недовольной моей медлительностью.

— А Вы с ними не будете играть? — робко спросила я.

— Нет, я предпочитаю быть судьей — люблю честную игру.

— Они что, часто жульничают?