"Кэшбек" для Судьбы и учеба вне правил - Татьяна Мираббилис
Драгон дал сыну свое имя, вывернутое наизнанку. Вывернутое, как и вся его жизнь. Вывернутое, но сохранившее всю силу древнего драконьего рода. Парень в обиде не был. Он боготворил Драгона. Отец признал его членом своего клана, стараясь сгладить горечь незаконнорожденности. Следил, как его отпрыск растет, обучал превращениям, жизни. Большой черный человек с обломками крыльев и незаживающими ранами в глазах ребенка был всем.
Время летело, спаивая отца и сына в одно целое. Молодой ящер все чаще допытывался о жизни отца вне Земли. Лишь нехотя, под давлением постоянных просьб, Драгон рассказывал сыну что-то из своей жизни. А еще, об огромных змеях со своей планеты.
Но были у них и запретные темы — сердечная привязанность дракона. Драгон всегда оставался один. Молодой ящер удивлялся, негодовал, пытался завязывать разговоры о возможностях. Но они всегда заканчивались сначала категоричным запретом на тему, потом, по мере возмужания Ногарда, серьезными взбучками. В этом Драгон был непреклонен. За всю свою жизнь Ногард не видел подле отца ни одной женской особи. Это удивляло и злило. В тайне он жалел отца.
И, однажды, не выдержал.
— Отец! Недалеко от этого места поселилась одинокая, красивая женщина. Я больше не могу видеть, как ты одинок. Что было в прошлом, пусть там и остается. А тебе надо жить. Я взял на себя смелость пригласить ее к нам.
— Тогда найди в себе смелость отказать ей во встрече.
— Но, отец. Это же невыносимо! Сколько можно быть одному. Я не знаю, что у тебя произошло с твоей любимой. Ты не желаешь со мной делиться своей болью. Я не намерен терпеть дальше твои мытарства!
— Не можешь — не терпи! Я никого не неволю, — Драгон даже не обернулся.
Ногард ждал. Не дождался.
— Пусть будет проклята та, что сотворила с тобой такое! — гневно кинул он в спину отцу.
И Драгон повернулся к сыну лицом. Его взгляд был страшен. Сжигал живьем. Ногарту остановиться бы, отступить, но парня уже понесло:
— И все ее потомст…
Договорить он не успел. От удара парень отлетел на несколько метров. Голова гудела и не соображала. Во рту почувствовался металлический привкус. Кровь набиралась стремительно. Ногард не успевал ее сплевывать, а песок — впитывать.
Отец медленно подошел к нему. Он наблюдал за потугами сына подняться. Не предлагал помощь. Не сожалел о содеянном. Драгон стоял молча, с переплетенными на груди руками. Волосы черным змеями свивались в густые кудри. В его глазах плясал бешенный огонь. Драгон возвышался над парнем разъяренной бездной. Ногарду на минуту показалось, что сейчас отец просто добьет его. Прямо здесь. На месте. Без единой капли жалости. Ему стало страшно. Но чувство достоинства, взращенное в нем драконом, заставило подняться, выпрямится и взглянуть в беснующуюся тьму в глазах отца.
— Во- о-он!
Голос прозвучал тихо, но продрал до костей. Стало ясно — это конец.
С тех пор их общение прервалось. Ногард слонялся недалеко от пещеры. Прятался в кустах. И с болью в сердце видел, как в одночасье стал угасать его отец, словно в Драгоне сломалось то, что его держало в этой жизни. В первые он увидел, сначала очертания, а потом и ипостась живого дракона. Его отец неумолимо превращался в зверя. Даже в таком искалеченном виде, черный дракон вызывал восторг и трепет у молодого ящера.
Вместе с человеческим образом, уходило сознание Драгона. Однажды утром отец не вышел из пещеры. Не вышел он ни в обед, ни к вечеру. Парень рискнул приблизиться и посмотреть, что к чему. Он нашел отца в бессознательном состоянии, с прерывающимся дыханием. С тех пор молодой ящер приходил ежедневно, чтобы узнать, не изменилось ли что? Не очнулся ли отец?
Теперь, не страшась гнева родителя, Ногард подолгу сидел возле него, прислушиваясь к затихающему дыханию. Он все еще надеялся на положительный исход: такой могучий зверь не может сдаться на волю судьбы просто так. Но чем дальше, тем призрачнее становилась надежда. Драгон медленно умирал. Он перестал сопротивляться судьбе, но все еще дышал. Не понятно, как? Не понятно, зачем? В эти дни ненависть к змееподобным тварям заложила прочный фундамент в сердце наследника черного дракона. Фундамент будущей мести.
* * *
Однажды Ногард снова пришел проведать умирающего отца после удачной охоты. Но это было после. А перед этим он преследовал буйвола несколько дней. Неотступно шел след в след на некотором удалении от крупного самца, чьи мышцы тугими канатами играли на солнце. Целая гора мяса… Отцовская наука охоты превращала изматывающее преследование в удовольствие. Ногард ждал.
Могучий рогач сначала будто дразнил ящера. Весело взбрыкивал, выставляя на показ жгуты мышц. Махал мощными рогами, словно задирая противника. Вожак отводил от стада «незадачливого» охотника. Он два не хлестал кончиком хвоста по бугристой морде ящера, подпуская на опасное расстояние.
А потом этой погоне пришел конец. Буйвол уже не играл, не вскидывал точеные, опасные задние копыта перед мордой крупного варана. Не делал длинные и короткие пробежки. Сильнейший из сильных шел понуро. Волочил уставшие ноги. Без воды. Без еды. Ногард не давал ему передышки. Он не гнал его изо всех сил в азарте охоты. Не пытался даже нагнать. Схватить. Укусить. Сбросить с обрыва или загнать в ловушку. И главное, не давал передохнуть. Буйвол брел все медленнее, пока совсем не остановился. Исполин просто устал. В черных глазах отобразилось неотвратимое понимание. Ногард наслаждался моментом: жертва осознала себя ЖЕРТВОЙ.
Мгновенный укус, и смерть упитанного красавца — вопрос еще пары часов. Зачем испытывать судьбу вблизи жертвенных копыт? Ни к чему. Ядовитая слюна сделает свое дело и размягчит жесткую плоть. Возможно, свежее мясо сможет придать умирающему дракону хоть чуточку сил, вернет осознанный взгляд Драгону. Хоть на минуту.
* * *
Усталый, порядком потолстевший ящер вперевалочку вышел из-за скалы, волоча массивное бедро буйвола. Ногард еще не знал, как скормит мясо дракону в несознанке, но настроен был твердо добиться своего. Вышел и замер: совершенно посторонняя девица, почти девчонка, что-то искала у входа в пещеру его отца.
Ногард осторожно приблизился. Сзади. Он любил пугать людишек. А в пещере или возле нее им, вообще, делать нечего. Для всех — это
