Истинная для проклятого. 2 часть (СИ) - Миленина
Как только они ступили на глухую пригородную дорогу, на Анну сразу нахлынули воспоминания об отце. Ты мне больше не дочь. Слова мистера Раина вновь раз за разом звучали печальным эхом в ее голове, отчего лицо Анны помрачнело. Эти изменения не остались незамеченными графом.
— Слышите? — неожиданно спросил он, желая отвлечь свою спутницу.
Анна прислушалась. Слабый ветер донёс до её слуха смешивающуюся с шумом колёс, едва слышную мелодию гармошки, сменявшуюся чьим-то пением.
Эти отдалённые звуки немного развеяли её грусть. Повсюду появлялись зажжённые фонари, улицы были увешаны флагами Бефроры и чудесными цветочными гирляндами. Даже темные переулки, куда порой совсем не хотелось сворачивать, к удивлению Анны, были освещены факелами, воткнутыми в длинные столбы. Жители города обо всем позаботились в этот праздничный день!
Они с графом продолжали идти по залитым светом улицам города, и с каждым шагом это великолепие посреди вечернего полумрака поражало прибывших с высокого холма гостей.
Справа от путников возвышались украшенные дома жителей, слева вырисовывались в ночном сумраке завлекающие вывески, которые помогали при поиске нужной мастерской. Вдоль ровной дороги росли одиночные деревья. Анна и граф ступали по дороге, усыпанной лепестками цветов. Они шли в центр города, где и должно будет проходить празднество в честь юбилея короля. Граф старался не спешить, подстраиваясь под размеренный шаг Анны. Он не хотел ее торопить, хотя знал, что его время совсем скоро может закончиться.
Звонко плескалась вода под лопастями водяной мельницы, приводимой в движение небольшой речушкой, протекающей через город. Чем быстрее бежала речка, тем оживлённее крутилось мельничное колесо. Когда течение замедлялось, мельница лениво вращала темными, разбухшими лопастями с различной скоростью.
Над головой Анны сияли гирлянды с яркими лампионами, языки пламени которых трепетали, словно живые, под дуновением теплого ветра, заставляя ее сердце сжиматься от восторга. Она запрокинула голову и перевела очарованный взгляд с гирлянд из некогда цветущих на земле цветов на ночное небо. Оно походило на темное покрывало с нарисованными на нем тысячами звезд.
Как давно она не гуляла! Не ходила по переулкам родного города и не вдыхала полной грудью свежий ночной воздух. Ощутив на себе чей-то взгляд, Анна повернулась. Глаза графа (они единственные не были скрыты под темным плащом с капюшоном и маской) смотрели на нее со странной, ничем не объяснимой нежностью. Он прятал под длинным плащом свои шрамы, раны, зеленые вены, выпирающие на невероятно бледной и будто совершенно бескровной коже. Он скрывал уродство, которое Анна совсем перестала замечать в нем. Она даже на мгновение подумала, что было бы в разы лучше, если бы он снял плащ и маску и прогуливался бы вместе с ней таким, какой он есть, не прячась под тканью черного, в тон ночи одеяния.
Звуки гармошки становились все громче. А значит, они приближались к главной площади города. Пройдя еще немного, они вдруг остановились. Широкая центральная улица бурлила радостью вечерней жизни, не обременённой заботами. Под раскинутыми шатрами торговали освежающими фруктовыми напитками, сладостями, свежеиспеченными булочками с золотистыми и аппетитными корочками, предлагали помериться силами и проверить свои способности в тех или иных видах борьбы. Неподалёку стояли соломенные мишени для стрельбы из лука. Молодой парнишка расправил плечи сосредоточился и выпустил в них две стрелы, одну за другой. И стрелы попали в цель! Он сразу же радостно обернулся к юным девицам, наблюдающим за стрельбой. Горящие глаза парня были устремлены на одну из девушек, чьи прекрасные, кудрявые, белокурые волосы трепетали от дуновений легкого ветра. Он смотрел на нее, гадая, смог ли своей точной стрельбой удивить возлюбленную. И улыбка на лице красавицы смогла растопить сердце парнишки.
Анна с графом прошли еще немного вперед. Рядом с шатрами бегали и резвились маленькие и лохматые дети. Некоторые из них, взявшись за руки, водили весёлые хороводы и неуклюже подпевали народным песням.
Здесь было куда светлее, чем на окраине города. Мягкий свет фонарей создавал ощущение чего-то прекрасного и волшебного. Музыка приводила всех в состояние восторга. Все играли на губных гармошках и флейтах. Вокруг царило веселье и оживление. Под аккомпанемент губных гармошек жители распевали разные песни. Анна не знала слов, но ей безумно хотелось подпевать. Невольно она поддавалась ритму веселой музыки, да и граф тоже. Анна видела в его желтых глазах слабый интерес к празднеству.
В центре площади стоял старый колодец, также увешанный цветочными гирляндами. Древнее сооружение, построенное из неровных и шершавых серых камней, придавало всему празднику некую приятную атмосферу.
Окруженная палатками и шатрами, в центре главной площади маленького городка была возведена небольшая деревянная сцена. По обе ее стороны свисали потрепанные, старые полотнища занавеса красного цвета. Вдруг губная гармошка, игравшая около сцены, затихла. Все замолкло. Люди заинтересованной толпой потянулись к сцене в ожидании чего-то интригующего.
Анне, как и всем, стало любопытно, что будет дальше. Они вместе с графом протиснулись сквозь толпу и отыскали удобное местечко во втором ряду. Тишину, нарушаемую лишь шепотом заинтригованной толпы, рассек барабанный бой. На наспех сооружённую сцену взобрался шут. Под ногами его заскрипела пара досок, давно прогнившие от сырости. И хромая нога шута едва не угодила в эту хитрую ловушку.
— Милые дамы и почтенные господа, добро пожаловать! — громким басом, растягивая некоторые слова, поприветствовал толпу шут.
Он был одет в разноцветное и не самое чистое платье, измятое так, словно его владелец провел в нем ночь на груде соломы. Голову шута венчала высокая шляпа, увешенная звенящими бубенчиками.
— Сегодня расскажу я вам удивительную историю, — продолжил шут. — Историю о красоте, о проклятье…и о любви!
Шут старательно всматривался в заинтересованные лица собравшихся. И довольная усмешка промелькнула в его глазах, когда он увидел интерес зрителей. Позади неосвещённой сцены кто-то заиграл на скрипке леденящую душу мелодию.
— Ах, любовь-любовь! — вскричал шут, остановившись на месте и опустив глаза. — Любовь, что дарит счастье и становится проклятьем! — Он озорно посмотрел на толпу. — Любовь, что ядом отравляет жизнь и исцеляет ее! Любовь, что убивает и воскрешает!
Анна вслушивалась в эти слова, словно искала в них какой-то скрытый смысл. Она настолько погрузилась в яркую речь шута, что даже не заметила, как руки графа стали медленно и незаметно для всех исчезать.
Шут не говорил, а буквально выкрикивал слова, казалось, подобным образом он желал привлечь к себе гораздо больше внимания. И у него
