Смерть меня не найдёт - Ефимия Летова
Глава 8
От нечего делать я заглянула к соседке — её поднос с аналогичной кашей стоял не тронутый, а соседка сидела на коленях на полу, водрузив локти на такую же, как и у меня, скамеечку в до боли знакомой молитвенной позе. Упс, а то, что я на ней сидела, можно считать святотатством? Приставать к явно общающемуся с высшим разумом человеку, я не стала — хоть мольбы до неведомой Тираты отсюда и не доходят, но, по большому счёту, молитва представляет собой в первую очередь самоанализ, обращение к себе, к собственному подсознанию.
А вот мужчина-узник ужином не пренебрёг. Я бросила быстрый взгляд на него: он сидел на полу ко мне спиной, накинув на голову капюшон, и быстро, с аппетитом ел что-то… секундочку!
— Эй! — окликнула я. — Эй, как вас там… лирт!
Сосед обернулся, откинул с лица закрывающую его по большей части ткань хламиды, и я искренне удивилась, поняв, что мой сосед по камере отнюдь не дряхлый старик, а вполне себе молодой парень, немногим старше меня на вид, довольно симпатичный, хотя до красавца-следователя по всем статьям не дотягивавший. Самое обычное лицо, тоже бледное, тоже гладковыбритое — может, по местной моде или из соображений гигиены..? На висках у узника были нарисованы или вытатуированы два небольших тёмных ромба, а в остальном ничего не привлекало взгляд. Но к чёрту лицо, а вот поднос! На подносе лежали обворожительные, восхитительные, прекраснейшие кусочки мяса, может быть, даже шашлык! Тонкий дразнящий аромат коснулся ноздрей. Да какого хрена? Из мужской солидарности, что ли?
А может, здесь как в санатории — еду надо заказывать заранее, а вновь прибывшим дают, что осталось? Правда, я уже тут вроде как пятнадцать дней, но провела их в очевидном помрачении рассудка, иначе не предпочла бы кашу шашлыку.
— М-м-м, лирт, извините, что отвлекаю, приятного аппетита и всё такое, а как мясо можно заказать?
Мужчина какое-то время недоумённо смотрел на меня, потом тряхнул головой, словно увидев говорящий стул, и вернулся к трапезе.
— Вы меня слышите? Понимаете?
Внезапно я задумалась о том, что если здесь не Россия-матушка, то почему тогда все говорят на русском? Конечно, на русском, а на каком ещё, если я их понимаю, а никакого другого языка, кроме английского со словарём — огромным таким, увесистым словарём — выучить не удосужилась? Весомый аргумент в сторону дурдома.
Мужчина снова оторвался от своей изумительной пищи, поднялся на ноги вместе с подносом, на котором одиноко лежал последний лакомый кусочек, подошёл вплотную к решётке.
— Вы… хотите мяса? Вы?!
Стало неудобно. Человек, может, тоже последние дни доживает, может, продукты тут любящие и скорбящие родственники оплачивают, а я лезу со своим неуместно раскапризничавшимся желудком и разыгравшимся в сторону чужой еды аппетитом.
— Извините, — повторила я, силясь отвести взгляд от его тарелки, и посмотреть хотя бы в глаза. — Сама не знаю, что со мной происходит в последнее время.
— Но вам не принесли мясо! И раньше тоже не приносили! — не успокаивался проникнувшейся проблемой субъект.
— Нет, но…
— Но вы его хотите.
— Да, но…
— Возьмите, — неожиданно предложил благодетель, протягивая мне через прутья решётки словно бы шкворчащий кусочек двумя палочками, чем-то напоминавшими китайские.
А он, больной и явно заразный, ими уже ел. Надо вежливо отказаться и… Ощущая себя дрессированной собачкой, я потянулась к куску и, вдохнув полной грудью чуть дымный аромат, схватила зубами.
Изумительно.
— Как вас зовут, лирта? И каков ваш донум?
— Ничего не знаю, — с набитым ртом, пытаясь растянуть удовольствие, мурлыкнула я. — Но спасибо вам огромное. Вы меня практически спасли. Надеюсь, хоть вас-то казнить не планируют?
— Отнюдь, через семь дней отправлюсь на встречу с Единой, — невесело хмыкнул товарищ по несчастью. — Разрешите представиться: лирт Мартен. Можно просто Март, без лишних церемоний.
— Камилла. Можно Милька, можно Камуся, можно хоть Чебурашка, — я наконец-то проглотила кусочек, ощущая нечто вроде гастрономического оргазма, с сожалением покосилась на пустой поднос. — Честно говоря, я уже ни в чём не уверена.
— Ка-мил-ла? Красивое имя. Необычное, — узник присел на пол прямо рядом с решётчатой разделяющей нас стеной, и я, чуть замешкавшись, повторила его движение.
— Март, послушайте… Возможно, это очень странная просьба, но… не могли бы вы со мной немного поговорить? Так, как если бы я была ребёнком. Или иностранкой. Или потеряла бы память.
— Не понимаю, — на его лице появилась настороженность, а я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
— Я потеряла память.
— Вижу, что не ребёнок и не иностранка, — он хмыкнул. — Ну, давайте поговорим.
Вопросы сразу выпали из головы. Но мужчина, несмотря ни на что, казался таким… нормальным.
Доброжелательным.
Очередной приступ кашля одолел его, давая мне время подумать.
— Вы так и спите, на голом каменном полу?!
— Под стасидией есть одеяло, — он кивнул на скамейку. — Как у всех.
— Вы больны. Вам не полагается никакая… помощь?
— Какой смысл помогать приговорённому к смерти? Но вообще-то, поговаривают, кашель начинается у многих узников Винзора. Только ни в какую болезнь не развивается.
— Почему? — глупо спросила я.
Март посмотрел на меня со снисходительным сочувствием.
— Не успевает. Люди тут сидят очень и очень недолго.
…Может, заключённых чем-то опаивают? Либо чтобы поверили во все эти бредни про казнь, либо — в том маразматическом случае, если всё это правда — чтобы воспринимали происходящее спокойно.
— Нас и правда собираются казнить? Это в порядке вещей? Тут, в Марге, я имею в виду?
— В Магре? Не только, но да. Это распространённая практика. У нас строгие законы, — мне показалось, или в его голосе промелькнула гордость? Патриот-камикадзэ, чтоб его.
— А вы какой именно закон нарушили, простите за нескромный вопрос?
— Ну-у, скажем так — некачественно выполнил свою работу. Очень ответственную работу, от которой зависело душевное состояние его высочества Тиверна. Просто-напросто завалил.
— Никого не убили, не ограбили, не устроили заговор? — меня передёрнуло. — Да уж. Жестоко.
— Я знал, на что шёл. В случае успеха мог бы получить прекрасную должность и безбедную жизнь, но…
— Не повезло, — закончила я.
— Именно.
Что ж, понятно, что Март не хотел откровенничать с первой встречной — хотя ему должно быть всё равно.
— Как здесь организуют… казни?
— Откуда ж мне знать? Я буду там первый раз, — он удивился почти так же, как до этого — женщина, всадившая мужу нож в шею за плевок в суп. Какие здесь… нелюбопытные люди. Спокойные и нелюбопытные. А казни, можно сделать вывод, не публичные, и то хорошо. Не хотелось бы выступать на потеху публике.
Хотя хорошего, конечно, ничего нет.
Сосед
