Ольга Гусейнова - Когда нет выбора (СИ)
— А чем это лучше твоего сегодняшнего положения? Ты вечно пропадаешь в лаборатории, встречаешься с нелюбимой женщиной, которая, не поймешь, вроде на бабу похожа, а на самом деле девочка… И вообще, тебе надо расслабиться и…
— Не тебе давать мне советы, Витас! Амбиции тебя до добра тоже не доведут. Ты взломал виртуальный личный кабинет профессора Крома и подделал свои оценки. Я понимаю, тебе нужен проходной бал для получения диплома, а мне требуется твоя помощь…
Дальше я уже не захотела слушать. Было до самого крибла противно слышать все эти откровения и понимать — сама виновата. У меня сильные способности к эмпатии, поэтому потребовалось много лет, чтобы научиться, практически полностью закрываться от окружающих. Даже в школу и академию я пошла позже, чем могла бы, именно из-за этого. Боялась принять на себя чужие чувства и эмоции, остаться с ними один на один без папиной защиты.
Легкой, несмотря на внешность, стремительной походкой я пробежала оставшиеся до центрального холладва пролета лестницы, а потом выскочила на улицу. Яркий свет Палмеса и его горячие лучи ласково и успокаивающе коснулись моей от природы слегка смуглой кожи, ослепили, заставив на мгновение зажмуриться, а потом побежали приветствовать других прохожих. Перед главным входом в академию толпилось много народа, ведь полным ходом шли вступительные экзамены. Прямо на улице размещены интерактивные экраны, которые демонстрировали абитуриентам тех, кто сейчас пытался попасть в нашу академию. А всего через неделю лично я получу диплом об окончании одного из самых престижных учебных заведений не только Саэре, но и всей галактики.
Протолкнувшись сквозь толпу абитуриентов, едва сдерживая слезы, добежала до стоянки и своего автокара. Стоило двери автоматически захлопнуться за мной, плотно встав в пазы, как я, не сдерживаясь больше, зарыдала. Громко, взахлеб и икая. Выплескивая боль после подслушанного разговора, что скопилась внутри за несколько минут, прошедших пока добиралась сюда.
'Ненавижу!' — пуская пузыри, прошипела в пустоту салона. Но спустя мгновение поняла, что нет. Не испытываю я ненависти к Маркусу, вообще больше ничего не испытываю к нему. Словно вырвала его из сердца — и все. Пустое место там вместо Маркуса. А вот боль осталась… застарелая боль. Боль от очередного предательства.
Десять лет назад произошло событие, которое сильно изменило нас с отцом. Мама с папой познакомились на одной из научных конференций, и папа часто рассказывал, как он тогда восхищался ее силой, умом и непривычными для любой женщины качествами. Они долгое время вместе работали, а потом в одной из экспедиций в дальние миры известной нам Вселенной сошлись на почве общей любви к археологии. Правда, мама больше увлекалась древними культурами и религиями, а папа — общими и бытовыми особенностями каждой из уже забытых рас.
Лишь спустя еще десять лет на свет появилась я, но, к изумлению Этирея, его жена и моя мама Юнивь воспитанием и уходом за ребенком себя не утруждала. Немного отойдя после родов, отправилась в очередную экспедицию и пробыла в ней несколько месяцев. Так отец стал для меня и отцом, и матерью, она же была для меня лишь размытым образом изредка приходящей женщины-незнакомки, которую почему-то надо называть мамой.
Спустя еще десять лет моя мама увлеклась одной религиозной культурой. Юнивь буквально с головой погрузилась в изучение специфического, истинно мужского культа. Домой она вернулась в последний раз, уже проходя линьку и третий по счету переходный этап. Мы с папой ее не сразу узнали, так сильно она изменилась. Они оформили развод, а потом мама сообщила, что практически завершила трансформацию и смену пола. Теперь она не Юнивь Коба, урожденная Неор, а Юн Неор — мужчина. А главное, новый член закрытой сектантской группы. Она или он — мне сложно до сих пор думать о ней, как о нем — исчезли из нашей с папой жизни. Уже больше десяти лет мы не слышали о ней ничего. Мы с папой даже не говорим о ней, для него это было тяжелейшим ударом, ведь он по-своему любил ее. А теперь ему противно даже вспоминать, что он прожил с ней столько лет, а сейчас она — мужчина.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем смогла успокоиться, но мысль, напомнившая, что дома ждет отец, подстегнула к действиям. Я выскочила из машины, прихватив бутылку с водой, умылась, а затем, тщательно разгладила юбку и майку, глубоко вздохнула, успокаиваясь, и вновь села в автокар. И именно в этот момент зум завибрировал, оповещая, что кто-то хочет меня видеть и слышать. Подняла руку и увидела улыбающееся, как теперь понимаю, лживой улыбкой лицо Маркуса.
В первый момент струсила и не хотела отвечать, но потом, собрав всю силу в воли в кулак, нажала прием вызова.
— Слушаю тебя, Маркус! — произнесла холодным бесстрастным тоном и даже мысленно восхитилась своей выдержкой — надеюсь, выражение лица тоже не подкачало.
Мужчина стер с лица так радовавшую и умилявшую меня совсем недавно улыбку и настороженно спросил:
— В чем дело, девочка?
Приподняв бровь, иронично усмехнулась про себя, услышав вопрос. Он с первого дня знакомства называл меня так, как папа, и именно этим завоевал симпатию и расположение. Было приятно, что он видит меня не крупной дылдой, как обычно в школе обзывали, а девочкой. Наивная! Сейчас это обращение взбесило. Значит, я — бабень, да? Подопытный образец, да? Способ продлить твою никчемную жизнь, да? Мысленно прокручивая все, что услышала, злилась еще сильнее. Да, Маркус прав, я еще подросток в физиологическом смысле, и до второй линьки и гормональной устойчивости еще лет двадцать ждать, но жизнь заставит — быстро повзрослеешь. Так и со мной произошло: умственное развитие опережало физиологическое на много лет. Эмпат такого уровня как я долго не протянет, если быстро не повзрослеет и не научится защищать себя от воздействия окружающего мира.
Прежде чем ответить, сглотнула, чтобы хриплый голос не выдал бушевавших во мне чувств. И только после этого ядовито поинтересовалась:
— Странно, Маркус, неужели у тебя с глазами проблемы? Девочкой меня точно назвать нельзя. Я — большая девочка, как в прямом, так и переносном смысле.
Маркус еще сильнее нахмурился, вглядываясь в мое лицо, наверное, заполнившее весь экран его зума, поэтому еще тщательнее нарисовала на нем скучающее выражение.
— Что случилось, Есения? У тебя красные глаза — ты плакала? Заболела?
— Нет, — как можно беззаботнее хмыкнув, ответила, — со мной все в порядке. Пыль в глаза попала. На улице ветер…
Маркус слегка расслабился и снова нарисовал на лице улыбку, от которой у меня внутри все сжалось. Хорош, гад, очень хорош. Красивый, сексуальный, умный — не мужчина, а мечта. Если бы еще чуть-чуть любил, позволила бы ему исследовать себя хоть вдоль, хоть поперек. Была бы не против прожить ЕГО жизнь, а сейчас… сейчас меня терзала боль предательства и злая обида.
