Ольга Гусейнова - Когда нет выбора (СИ)
В одной из лабораторий я увидела Маркуса, сидящего, положив ногу на ногу, на столе и разговаривающего со своим однокурсником Витасом. Перед тем как войти, поправила кофточку бледно-желтого цвета, плотно облегающую тело, и яркую длинную зеленую юбку, которую особенно любила за то, что та скрывала крутые бедра и невероятным образом стройнила. Взявшись за ручку, чтобы открыть дверь, неожиданно услышала разговор:
— Интересно, ты тут от своей секс-бомбы прячешься или просто такой трудоголик?
Голос Витаса был веселым, но у меня улыбки не вызвал.
Этот молодой и очень амбициозный чивас частенько заглядывался на мою грудь, но как женщину не воспринимал. Хотя он вообще мало кого любил и часто многих унижал. Не понимаю эту странную дружбу между Витасом и Маркусом. Как можно общаться с мужчиной, который презирает твою подругу?! Ответ Маркуса был ленивым и бесстрастным:
— Не люблю играть в прятки… Да и вообще играть. Это же ты у нас любишь ролевые игры… в постели.
— Я очень многое люблю и стараюсь всегда исполнять свои желания. А вот ты, Маркус, меня удивляешь.
Тирада этого сноба чиваса меня насторожила, поэтому, несмотря на неловкость, которую я испытывала, невольно подслушивая этот разговор, продолжила стоять, не шелохнувшись.
— Мы обсудили с тобой этот вопрос, Витас. Дальше не вижу смысла…
— Ну и что ты планируешь делать? — спросил Витас.
Маркус хмыкнул и ответил:
— Да ничего особенного. Мне требуется еще хотя бы полгода, чтобы закончить научную работу. Сейчас планирую под каким-нибудь предлогом уговорить Есению на ряд серьезных исследований. Хочу попробовать выявить все особенности ее расы и возможности закрепления их у других…
— Может, и потомство от нее хочешь заполучить? — ядовитый сарказм Витаса ударил по нервам, но ответ Маркуса заставил похолодеть.
— Смеешься, Витас? Тсареки живут до пятисот лет… Есении только тридцать, она, можно сказать, еще подросток — мне ее папаша все время этим фактом в лицо тыкает. Задрал уже!
Витас насмешливо хрюкнул, затем переспросил:
— Тебе двадцать шесть лет, ей — тридцать, и тебя же ее отец ругает за то, что эту бабень имеешь? Ты шутишь?
Я заметила в щелку между дверью и косяком, как Маркус отрицательно качнул головой и наставительным голосом лектора пояснил:
— Ты меня удивляешь, Витас. Зачем ты пошел на этот факультет учиться, если простых вещей не учитываешь? Я — рольф, и мой жизненный цикл не превышает ста пятидесяти лет, так что в свои двадцать шесть я — взрослый самостоятельный мужчина. Есения — тсарек, и в свои тридцать еще совсем юная девчонка, у которой гормоны играют как у подростка. Тсареки за всю свою жизнь проходят четыре этапа. И переход на каждый следующий сопровождается линькой и физиологическими изменениями. Первый — переход из детства в юность, когда начинают формироваться вторичные половые признаки, особенности характера закрепляются, начинают развиваться их отличительные особенности, такие как эмпатия, изредка даже телепатия или телекинез — но благодарю звезды, что Есения только эмпат. Мне все время приходится контролировать с ней свои чувства…
— А дальше что? — нетерпеливо перебил Витас, а я, подняв руки, потерла виски, не в силах осознать и принять то, что сейчас слышу. Маркус меня использует как подопытную зверушку…
Маркус сменил положение тела, спрыгнул со стола и, опираясь на него пятой точкой, скрестив руки на груди, продолжил снисходительно:
— Дальше вторая линька и этап развития, во время которого тсареки настолько взрослеют, что способны выносить и воспитать потомство. Как показали мои исследования различных баз данных, раньше пятидесяти такое редко происходит. Сам понимаешь, у ее отца я подобные подробности выяснять не могу. Вообще, тсареки — замкнутая раса и хорошо хранят свои секреты.
— Да, друг, — весело хмыкнул Витас, — боюсь, потомства ты от нее не дождешься…
— А оно мне и не требуется, — Маркус зло прервал смех однокурсника. — Я хочу выявить ту последовательность, с которой происходят все эти этапы. Пойми, каждый раз, линяя, они обновляют свое тело, становятся только сильнее и здоровее. Живут долго и здоровье у них отменное. Более того, во время прохождения одного из подобных этапов линьки могут изменить свой пол. Ты можешь себе это представить? — Тут мое сердце сдавила боль от воспоминаний и прошлой потери, а мой, похоже уже бывший, друг, все сильнее распаляясь, продолжал. — Рольфы живут в три раза меньше, а я хочу изменить эту ситуацию. Мы достойны большего. Моя раса умнее многих, вот вы, чивасы, — мелкие, хитрые и жадные, но живете в два раза дольше нас. Дакоры, мнаки, да еще сотни других рас — они не лучше, а хуже нас. Даже люди с Терры живут на пятьдесят лет дольше нас, а ведь мы мало чем от них отличаемся… Я не хочу подохнуть от старости, когда ты будешь на пляжах Эймелы коктейли попивать в расцвете своей жизни…
— Ну… — Витас, чуть отодвинувшись от разозленного друга, потер свои бледные с голубоватым оттенком ладони одну об другую и осторожно заметил, — в наше время, когда технологии и медицина ушли далеко вперед и можно…
— Да, все можно, — Маркус рубанул воздух ребром ладони, прерывая чиваса и устало выдохнув. — Можно платить огромные деньги различным компаниям и протянуть до двухсот, но потом — все… Смерть. Можно превратиться в биоробота, пересадить свой мозг и жить столько, сколько захочешь, но это все неправильно. Стать живым роботом я не хочу. Я хочу чувствовать, а не получить заложенные и стандартные ощущения. Видал я подобных товарищей, которые променяли жизнь на существование…
Витас посмотрел в окно лаборатории, из которого лился яркий золотистый свет нашей звезды Палмеса, хмыкнул и произнес осторожно: наверное, он так же как и я впервые познакомился с истинным лицом Маркуса:
— А чем это лучше твоего сегодняшнего положения? Ты вечно пропадаешь в лаборатории, встречаешься с нелюбимой женщиной, которая, не поймешь, вроде на бабу похожа, а на самом деле девочка… И вообще, тебе надо расслабиться и…
— Не тебе давать мне советы, Витас! Амбиции тебя до добра тоже не доведут. Ты взломал виртуальный личный кабинет профессора Крома и подделал свои оценки. Я понимаю, тебе нужен проходной бал для получения диплома, а мне требуется твоя помощь…
Дальше я уже не захотела слушать. Было до самого крибла противно слышать все эти откровения и понимать — сама виновата. У меня сильные способности к эмпатии, поэтому потребовалось много лет, чтобы научиться, практически полностью закрываться от окружающих. Даже в школу и академию я пошла позже, чем могла бы, именно из-за этого. Боялась принять на себя чужие чувства и эмоции, остаться с ними один на один без папиной защиты.
