Измена. Дракон не стоит моих слёз (СИ) - Рейн Аурика

Хотя я думала, что он будет пользоваться ситуацией и сделает всё, чтобы сблизиться со мной — мерзко, низко, на одну ночь, как это делают подобные ему обаятельные мужчины, — Даар держал дистанцию и ни разу больше не прикоснулся ко мне. Лишь смотрел так… грустно. Отчуждённо.

Он медленно кивнул.

— Понимаю. Не знаю, что именно случилось с тобой, но, уверен, однажды ты расскажешь мне эту историю.

— Не сегодня, — прошептала я еле слышно, но он будто по губам прочитал. Улыбнулся. Выдохнул. Понимающе кивнул:

— Конечно. Не сегодня. Вот только…

Я уже взялась было за ручку двери в свою спальню, но остановилась.

— Что?

— Марек рассказал мне про твой дар.

Я замерла. Дар этот не был моей любимой темой, потому что всем, кто узнавал про него, тут же хотелось его опробовать на себе, но он не особенно хорошо мне поддавался.

— У Кеннана после службы бывает бессонница, — пояснила я, надеясь улизнуть от разговора об этом.

— У меня бессонница каждый день, — произнёс он и откашлялся. Потом перевёл дыхание. — Редко когда я не вспоминаю о своих прошлых грехах. Море отучило меня забываться в пьяной горячке, но не научило засыпать.

Я стояла, боясь пошевелиться.

— Ты споёшь мне? — совсем тихо спросил он.

Открыв дверь, я остановилась в проходе лишь на мгновение. Произнесла:

— Распахни окно, — и нырнула в спальню, спешно запершись изнутри.

Даар был слишком похож на Кеннана. Одно лицо. Одеа улыбка. Одинаковые морщинки меж бровей, когда они хмурятся. На мгновение я даже позволила себе подумать, что на самом деле никакого Даара не существует, и это Кеннан пудрит мне мозги… Но это было бы слишком даже для него.

Уехать с ним? В море? На долгие недели? Изо дня в день видеть лицо Кеннана, и в каждый момент времени помнить, как он поступил со мной?

Это должно быть слишком тяжело.

Но я действительно давно не пела. И, распахнув окно, села на кровать, чтобы начать красивую нежную песню из детства:

Как из дали-далека

Едет молодец на Москву

(белый город)

Едет песенки поёт,

Едет-приговаривает

ой да…

… Я и сама не заметила, как заснула под собственное убаюкивающее пение. Оно никогда не имело такого действия в моём родном мире, но здесь всё было совсем не так, и порой, если я позволяла себе спеть, засыпали даже служанки, которые заходили смахнуть пыль с мебели.

Но утро взяло своё. Солнце поднялось, петухи запели, рабочие уже приступили к своим обязанностям, и загородная суета разбудила меня.

Я сладко потянулась и даже не сразу вспомнила о том, что произошло вчера.

А потом суетливую тишину прорезал звучный голос моего мужа.

Я не могла разобрать слов, но сердце всё равно в страхе заколотилось. Чего я боялась? Он бы мне ничего не сделал. Даже не потому, что мы с ним прожили столько времени в мире и согласии, а потому что он из принципа не мог причинить мне вред.

К тому же, я всегда могла бы его успокоить.

Но сам факт встречи с мужем вгонял меня в панику. Что ему говорить? Как?

Всё быстро стихло, и я сползла с кровати, опасаясь показаться даже в окне. Ползком пересекла его, по пути захватив штору и прикрыв комнату от возможных посторонних глаз — и только тогда поднялась на ноги.

Пока я переодевалась в выходную одежду, занавеска, приподнимаемая прохладным ветерком, несколько раз коснулась меня, и я невольно поглядывала на окно: а не сбежать ли, пока не поздно?

Останавливало только то, что бежать мне особо некуда… а куда есть — везде Кеннан найдёт меня без особых усилий.

В крайнем случае — по запаху, как поисковый пёс.

Нет, для начала надо выйти и поговорить нормально, без эмоций, со здравым смыслом. Разобраться, что происходит.

Сделав глубокий вдох, я резким движением открыла дверь и быстро зашагала в зал, откуда доносились голоса.

… Картина маслом. Вся семья в сборе. Марек сидел во главе: на кресле возле камина, которое сейчас было повёрнуто в центр комнаты. Он приложил к губам один палец и с любопытством наблюдал за происходящим. Старший брат представлял собой нечто среднее между близнецами: молчаливый и погружённый в себя, как Кеннан, он, однако не был лишён эмоций и активно жестикулировал бровями, как Даар.

За спинкой его кресла, будто прячась за надёжной фигурой отца, стояла Элоиза и переводила взгляд с одного близнеца на другого. Даар с нахальным видом сидел на ручке одного из кресел. Кеннан стоял почти в центре комнаты. Оба симметрично скрестили руки на груди и будто соревновались в гляделках.

— Он же твой брат! — увещевала в это время Санта, которая прислонилась к высокому столу-комоду и, скрестив пальцы, потрясала руками. — Столько лет прошло, нужно находить в своём сердце хоть каплю милосердия! Я не прошу простить его, просто давай не будем акцентировать внимание на твоём к нему отношении.

— А мне нет дела до его ко мне отношения, — отозвался Даар. — Пусть обижается, сколько хочет. Я вырос из этих игр.

— Если вы хотите пригреть у себя за пазухой змею, на то ваше право, — холодно ответил Кеннан. — Но в этом доме находится важный для меня человек, которого я не готов подвергать такому риску.

— Очнись, брателло! — Даар помахал перед ним ладонью. — Мы с тобой не виделись полтора десятка лет, всё уже давно в прошлом!

— Я не верю ни единому твоему слову.

— Ну, что я, по-твоему, шпион, засланный из Лирии, чтобы испортить тебе жизнь?

— Храбришься слишком. Возможно, в этих словах и есть доля истины.

Санта только руками всплеснула.

— Да какой шпион, о чём вы говорите!

— Слушай, я вообще в шоке, он у вас тут умишком не тронулся? — доверительно спросил у неё Даар.

— Моё слово, — неторопливо проговорил Марек, и все сразу замолчали. Была в нём какая-то особая сила и власть, которая заставляла всех слушать, когда он говорил, и слушаться, когда он что-либо велел. — Даар мой брат и сын. До тех пор, пока ему нужен дом, он может найти его здесь. У меня нет причин ему не доверять и вспоминать былые обиды, поэтому, Кеннан, прости. Если ты не можешь разделить эти чувства, забирай жену и уводи её туда, где с твоей точки зрения будет безопасно.

— Так и поступлю, — кивнул он и так резко обернулся, что я не успела даже сделать шаг и скрыться за косяком двери.

Осталось только стоять, ожидая, когда он подойдёт. И через несколько мгновений я медленно поднимала взгляд на самые красивые в мире, блестящие, словно вода в океане, глаза.

— Я нашёл следы в перелеске. С тобой что-то случилось.

— На меня напали. Прости.

— Ты не должна извиняться. Твоей вины нет в том, что я тебя не уберёг.

Я сощурилась. Всё те же глаза. Всё тот же взгляд, в котором за холодной наружностью крылась нежность.

— Я хотела поговорить с тобой. О Леоне.

Он кивнул и жестом предложил мне пройти во двор. Его родственники провожали нас взглядами и перешёптывались о чём-то.

Хотя, почему “о чём-то”? Конечно же, о нас.

Мы вышли во двор. Птицы заливались песнею всё ещё высокому и тёплому солнцу, словно ничего не произошло. Трава и листва шумели в мягких порывах ветра. Природе нет дела до того, что беспокоит простых смертных, у неё свой ритм и своё представление о важном.

— Ты меня не понял, — произнесла я, когда мы отошли в сторону. — Я не собираюсь извиняться за то, что ушла, ведь только так и можно поступить, когда кто-то пытается запереть тебя в комнате. И не собираюсь извиняться за то, что попала… в переделку ночью. Ведь я сама приняла такое решение и в случае чего сама бы поплатилась. Однако, должна предупредить тебя: я не вернусь. Это тоже моё решение. Оно касается нас обоих, и я понимаю эту ответственность — в отличие от тебя. И, в отличие от тебя, я говорю о нём сразу, как только приняла решение. Прости, что тебе пришлось потерять на меня столько времени. Тебе нужно было найти её раньше.

Он молчал. Долго. В присущей ему манере испытывая меня внимательным взглядом, от которого взятые в плен языки развязывались сами собой.