Меж двух огней (СИ) - Эр Анастасия
Никита посмотрел на нее в тусклом свете луны. Маша упрямо сжала губы.
— Почему тебя так это задевает? Но при этом тебе плевать на… кого я там трахнул на прошлой неделе?
— Потому что ты даже имени ее не помнишь. А Елизарова вообще ничего не сделала, чтобы… Ой, да отвали, Верейский. Ты меня зачем позвал? Вот и давай потрахаемся без душевных разговоров.
Никита приподнял задницу и стянул с себя пижамные штаны.
— Она вчера опять ебалась с Исаевым и опять пришла вся в синяках, — вкрадчиво сообщила Маша, снимая трусы.
Он рывком перевернулся и навалился на нее.
— В каких синяках?
Маша тихо рассмеялась и потянулась к нему бедрами.
— Трахни меня, тогда расскажу.
Злость придавала сил, кровать скрипела так, будто вот-вот развалится. Он видел собственные движения в темном окне, как в зеркале, и не узнавал себя. Маша стонала под ним, и Никита даже не пытался зажать ей рот — ему было плевать, если Варламова каким-то образом преодолеет заклятия и услышит их.
— Нравится? — шепнул он, медленно вынимая член и так же неспешно засаживая вновь — чтобы дать ногам передохнуть.
— Ты же знаешь, что да, — прошипела Маша.
— Хочешь еще?
— Я убью тебя, Верейский.
— Любишь меня?
Она уставилась на него, и Никита понимал, почему. Он никогда не задавал этот вопрос, но, кажется, знал на него ответ.
— Я люблю твой член, если ты об этом.
— Я не об этом, — небрежно сказал он и снова занялся ее дыркой.
Маша тяжело дышала, но не издавала больше ни звука. Никита оперся на подушку рядом с ее плечом, другой рукой придержал ее бедро и кинул взгляд в сторону кабинета Варламовой.
Он увидел огромные зеленые глаза, отпустил ногу Маши и остановился.
Мне привиделось, мелькнуло в голове, потому что я сейчас думаю о ней.
— Ева, — одними губами произнес Никита.
Сердце колотилось где-то в районе кадыка, член не опадал, было желание проигнорировать ее присутствие и продолжить, но он не мог и не хотел шевелиться. Как будто, замерев, можно было стереть из памяти последние двадцать секунд.
— Я… пожалуй, позже зайду, — еле слышно пролепетала Ева.
Никита смотрел на нее, и ему уже во второй раз за последнюю неделю захотелось сдохнуть.
— Елизарова? Ты какого хрена не спишь? — прошептала Маша, приподнявшись на локтях.
Ева явно не знала куда себя девать, но, узнав Машу, от неожиданности почти спокойно ответила:
— Я тут палочку вечером забыла.
Она попятилась, натолкнулась на косяк спиной, поморщилась от боли — и выскочила в коридор.
Никита смотрел на то место, где она стояла, и пытался унять дрожь. Маша выглядела растерянной — но не расстроенной.
— Я с ней… поговорю утром, — сказала она.
Никита заставил себя вернуться к их занятию.
Он перевернул Машу, поставил на четвереньки и быстро довел дело до конца.
— Ну, классно потрахались, — протянула та, напяливая трусы.
Никита рухнул на кровать, даже не подумав прикрыться. Он откинул волосы со лба и равнодушно сказал:
— Так даже лучше. Надоело врать.
— Мы не врали, мы недоговаривали.
— Подмена понятий не упрощает дерьмовую ситуацию.
— Зато теперь нам нет смысла прекращать, раз Елизарова все знает. Ты ведь из-за нее хотел это сделать, — подняла брови Маша, и Никита через силу улыбнулся:
— Я передумал. — Он ударил себя по коленям и бодро заявил: — Так, я тебя выебал, ты обещала кое-что рассказать.
— А, про это. Да нечего рассказывать, — коротко пожала плечами Маша. — Елизаровой нравится, когда ее грязно ебут на столе. Кто бы мог подумать, да? С ее-то глазищами — и такая… э-э… особенность. У нее на спине живого места нет. Я, кстати, не сплетница, рассказываю только тебе. — Она сделала паузу и тихо добавила: — Ты же наш друг.
Никита не смотрел на нее. Ему было так паршиво, будто кишки вывернули наизнанку, и он воспользовался испытанным способом, чтобы прийти в себя — расхохотался.
— Ты чего ржешь? — прищурилась Маша.
— А мы с Елизаровой теперь в расчете. Я только сейчас это понял.
— Ты о чем?
— Ну, а ты трахни меня, тогда расскажу, — передразнил Никита ее собственные слова.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Ну что ты за мудак, — беззлобно отозвалась Маша и, уходя, показала ему средний палец.
Никита забрался под одеяло, переложил подушку на другую сторону, чтобы оказаться лицом к окну, и завел руки за голову.
Он смотрел, как луна бледнеет в небе, словно на нее наложили скверно выполненные чары иссушения.
И точно так же, как эта луна, иссякали в нем стыд и нужда притворяться.
Никита закрыл глаза и слепо ухмыльнулся темноте за окном — он знал, что теперь может говорить только правду.
Глава 8. Елизарова
Я не знала, как на это реагировать.
У меня была отличная фантазия, и я могла представить себе все, что угодно, кроме двух вещей. Первое — я до последнего не верила, что я волшебница. Даже когда принесли письмо, и Захар мне все уши прожужжал про чародейский мир, я не верила, пока переступила порог усадьбы Виридар.
А второе — несмотря на то, что видела Челси и Ника своими глазами, я до сих пор не могла осознать, что они трахались.
Забравшись на кровать с ногами, я нырнула под одеяло, сжала виски пальцами и попыталась уложить все это в голове.
Как у них вообще дошло до секса? Они даже ни разу не целовались.
Но я с Исаевым тоже почти не целовалась. Маша с Никитой хотя бы разговаривают каждый день.
Ладно, наверное, я думаю не с того конца.
Почему я не заметила, что между ними что-то есть? Получается либо я слепая, либо между ними и нет ничего.
Ага, секс-то был? Был.
Блин, да как Челси вообще оказалась в больничном покое?
Ногами пришла, это же логично. То есть она пришла его навестить после полуночи и… а потом что? Пришла — и…
Дальше воображение отказывало.
Пришла ногами и легла к нему в постель голая, раздвинув их?
Может, Ник случайно съел пирожки Масловой, и те как-то не так сработали?
Я накрылась подушкой и решительно поставила себя на место Челси.
Никита красивый, высокий, у него потрясающий голос, он самый обаятельный человек, которого я знаю. Которого Маша знает — я же на ее месте. Он всякий раз перед экзаменами давал нам свои прошлогодние записи и именно он вытирал мне слезы, когда меня впервые обозвали приблудной. Челси вроде не ревела, когда ее оскорбили так же, но Ник, я знаю, обучил ее Рвотному сглазу на такие случаи.
Так, ну хорошо, отбросив тот факт, что Маша с Никитой дружат с нашего первого курса, я допускаю, что Маше просто захотелось. С ней бывает. Она слаба на передок, обожает красивые члены и может вспоминать их часами.
Но не член же Никиты.
А чем он, собственно, хуже?
Я не должна думать сейчас о члене Ника, хотя, благодаря Исаеву и Руслану, теперь знаю в подробностях, как они выглядят.
Конечно, у Верейского есть член — я не знаю, как он выглядит — ведь Ник им трахает всех своих девушек. У него не может не быть члена. Даже у папы он есть, и с этим стоит смириться.
Итак, у Ника есть член, Челси пришла его навестить — Ника, а не член — и что, Никита взял и поимел ее? Вот так просто снял штаны, достал и засунул ей, будто пописать сходил?
Это не его стиль.
Да ты-то откуда знаешь, какой у него стиль, Елизарова?
Хм, не зря же Верейского обожают всем Виридаром. Однокурсницы Ника частенько упоминали в своих туалетных хихиканьях его язык, но я старалась не прислушиваться. Может, зря?
Отбросив подушку, я вспомнила, как Никита угощал меня сегодня шоколадкой — и попыталась додумать, как это простое действие могло бы закончиться сексом.
Наверное, никак.
Он никогда не целовал ни меня, ни Машу в губы. Обычно же с этого начинают, и именно так Ник поступал с девушками в коридорах. Не стеснялся даже преподавателей. Интересно, его поэтому сделали старостой академии? Сложно ослушаться того, кто сделал тебе ночью хорошо.