Огромный. Злой. Зеленый - Татьяна Новикова
– Еще б она слышала. Секрет фирмы. – Старушка скрестила руки на груди, вздернув вверх подбородок. Ее глаза при этом показались молодыми, чужеродными на этом старческом теле. В них было куда больше силы, чем могло быть в маленькой хрупкой старушке. – Диточка. Давай прямо. Зачем ты пришел? Не девицу же показать, в самом деле. И не клиентов обсудить. Ты с фирмой лучше отца справляешься, да и что уж душой кривить, лучше меня. Я и на этом свете-то только благодаря тебе еще. Чего не одобряю, сам знаешь.
– Баб Рая, ну чего ты… – начал было Дит, но старушка его перебила.
– Не спорь. Я же чувствую, что это ты мою душу здесь держишь. Даже когда ты за тысячи километров, чувствую. Я давно так уже не умею. Кошку свою, Мурыську, и ту в прошлую годину упустила. А ведь с сороковых годов вместе были, блокаду прошли, она мне мышей из подвалов ловила… – Старушка, расчувствовавшись, смахнула несуществующую слезу со щеки. – Выкладывай давай, что у тебя.
Дитрих в ответ забарабанил пальцами по журнальному столику и после короткой паузы наконец выдал:
— О тебе я и хотел поговорить. Ты договор на продление охраны не подписала на этот год. Забыла, наверное. Я привез дубликат.
— Забыла? — бабушка усмехнулась. — Я тебе тут рассказываю, что даже с кошкой простилась своей любимой. Неужели не понимаешь? Устала я, пора мне уйти. Внуки мои при делах все, за вас переживать не буду. Всё, отпусти меня. Я же не вампир, чтобы три столетия небо коптить.
Дитрих её попросту проигнорировал. Он достал толстенную папку черного цвета, протянул её старушке, но та лишь покачала головой.
— Кажется, не девчонка у тебя хворенькая, а ты сам. Совсем меня не слышишь. Диточка, посмотри на мою квартиру. Ты не видишь разве, она разваливается? Я последний десяток лет из неё даже выйти не могу, сил не хватает. Пол прохудился совсем, а недавно окна рассохлись.
— Можно ремонт сделать… — зачем-то влезла я.
— Молодая ты да глупая. Не сделаешь здесь ремонт, потому что квартира — это я сама. Мы с ней связаны. Когда она в пыль осыплется, и мне конец придет.
Мужчина шумно втянул воздух. На его лице читалось недовольство, отрицание, полнейшее нежелание услышать. Целый спектр эмоций. Но я осмотрелась ещё раз и внезапно поняла, о чем говорит старушка.
Каково ей жить как в клетке? Ежедневно видеть свой дом — саму себя — и понимать, что молодость уже не вернется, что всё обращается в прах, разваливается на куски.
Вся эта плесень на стенах, разломанные половицы, сгнившие оконные рамы — часть её души. Дитрих может удерживать душу в мире живых, но моложе она не станет.
— Бабушка, не заставляй меня повторять. — Глаза мужчины блеснули злым пламенем.
— Дит… — я положила ему ладонь на колено. — Послушай. Может быть, твоя бабушка права?..
— Тебе-то откуда знать, кто прав?! Так. Я сейчас вернусь! — рявкнул Дитрих и быстрым шагом вышел из комнаты.
— Взрывной он, весь в отца, — сказала баба Рая и обернулась ко мне: — Врать не стану. С матерью твоей мы никогда не ладили, корыстная она тетка и в корысти своей не видит берегов. Для неё ни людей не существует, ни обязательств, ни договоров. Но ты вроде другая. Ну-ка, скажи как на духу: любишь моего внука?
Её слова заставили вздрогнуть. Я поняла, что физически не смогу солгать человеку, который минуту назад просил о смерти.
— Не люблю, но мне без него не справиться.
— Как и ему — без тебя, — загадочно ответила старушка. — Не обижайся на него. Он не со зла ругается, не привык просто к отказам.
Такое чувство, будто она знала больше, чем мы оба.
Дитрих вернулся с телефоном у уха, злой до невозможности. Казалось, он сейчас же разнесет всю квартиру в щепки.
— Да пошел ты… — ответил кому-то и нажал на кнопку выключения.
— Что, пытался через Златона или Платона меня переубедить? Зря. C твоими братьями уже говорила, — улыбнулась ему баба Рая. — Настала твоя очередь. Кстати, если хочешь моё мнение, то женись на этой своей Таисии. Я добро даю. Всё, на том и закрыли тему. Уходите. А над словами моими ты подумай. Идите, вас уже ждут.
Дитрих выходил из квартиры бабы Раи мрачнее, чем хмур болотный. Да и я чувствовала себя так, будто влезла грязными сапогами в чужую жизнь.
Пока обувались, мой взгляд зацепился за кадку с землей, и, желая сделать хоть что-то для удивительной пожилой женщины, с которой я сейчас познакомилась, потянулась руками к горшку.
По телу пробежала жаркая волна магии, какая бывает, если щедро глотнешь горячий глинтвейн.
— Что ты?.. — Но договорить Дит не успел, потому что росток ожил, потянулся, извиваясь вверх, выпустил листья из почек.
— Гибискус, — констатировала я, улыбаясь выпущенному красному цветку.
— Жаль, цветет только один день. — Дитрих печально улыбнулся, беря меня за руку, чуть сжимая ладонь.
Так делают, когда хотят поддержать. Но сейчас я прекрасно понимала, что поддержка нужна ему.
А вот бабушке, кажется, грустно совсем не было. Оглушающий звон стационарного телефона. Старушка бодро крикнула нам, прежде чем взять трубку:
— Захлопните за собой… Алло!.. Нюрка! А чегой-то ты мне звонишь? Ну-ка бегом за бутылкой и дуй сюда. Как зачем? Ты ж мне проспорила, дурында ты хвостатая. Диточка-то мой со своей Наташкой всё! Расстался, представляешь? А ты всё «женятся, женятся!». Тащи бутылку давай, моего любимого, зеленого…
Дверь квартиры захлопнулась.
— Ну я же говорил, что теперь о нас распоследний подъездный будет знать.
— Подъездный? — не сразу поняла, о чем он, всё еще погруженная в мысли о двухсотлетней бабушке. Что-то крутилось в голове обо всей этой семейной драме, что никак не ложилось в общую картинку. Я только никак не могла ухватить это и понять, что же меня так смущает.
Звякнул приехавший на этаж лифт.
— Ну, домовые же теперь всё больше подъездные, в многоквартирных домах, — усмехнулся Дит собственной шутке.
Вонь
