Вероника Мелан - Приключения Бернарды и Городских мальчиков в нашем мире (СИ)

— Ти умеешь плавать, Мак?

— Умею.

Вокруг ярких сладко-пахнущих тропических цветов весело звенели пчелы, гудели, словно маленькие пылесосы, присаживались вглубь лепестков и снова взмывали вверх. Шелестели верхушки пальм; сквозь них проглядывались плывущие по насыщенному синему небу далекие белые облачка.

— Пойдем плавать?

— Вместе?

— Да. Ти и я. Вместе.

Чейзер вдохнул напоенный солью морской воздух и огляделся: странное место, дивное, сказочно красивое. Взгляд вернулся к девушке — сначала к ее огромным глазам, к пухлым, закушенным от смущения и собственной дерзости губам, затем к впадинке над ключицей. Автоматически переполз ниже, к ложбинке между полными грудями, в которой, подвешенный на коричневой веревочке, покоился овальный медальон. Представил, как по покатым плечам и черным волосам будут стекать капельки воды, как напряженные от холода соски уткнуться в тонкую ткань купальника, и не смог удержаться — кивнул.

Почему нет? Отдых…

— Пойдем.

*****

Лондон встретил сыростью.

Серая каменная кладка строений, серая дорога, кажущиеся серыми из-за висящего тумана машины и даже серый воздух.

После Филиппин подобное изменение климата перенеслось, как ни странно, легко: все выглядели отдохнувшими, расслабившимися и в меру бодрыми. Без ропота отстояли очередь на колесо обозрения, загрузились в одну из стеклянных кабинок, полюбовались тем, чем можно было полюбоваться, несмотря на плотную белесую завесу тумана, почти полностью скрывшую Темзу и идущие по ней суда, а после расположились на широких ступенях фонтана, расположенного на Piccadilliy-Circus.

Я не спрашивала, чем ребята занимались до моего прибытия — их чуть подгоревшие лица выглядели умиротворенными, а движения расслабленными, и это было всем, что мне требовалось знать.

Здесь, в центре пасмурной британской столицы, глядя на проезжающие мимо двухэтажные автобусы с зажженными фарами (а ведь кто-то живет в подобной сырости каждый день), мы жевали излюбленное англичанами блюдо — жареную картошку и рыбу в кляре. Так называемый «Fish & Chips». Халк ковырялся вилкой в бобах, Чейзер вывалил весь кетчуп на треску и теперь с удовольствием отъедал от нее огромные куски, Лагерфельд налегал на мясной пирог с почками и горошек, Эльконто мел все подряд с аппетитом и без разбора.

Город казался бесцветным.

Если бы ни меняющиеся сигналы светофора и неоновые огни реклам, он и вовсе казался бы монохромным. Одетые в преимущественно в темное пешеходы, бледные столбы, коричневые стволы деревьев, стальная ограда, идущая вдоль дороги, бесцветность зданий… Казалось, запрет выделяться, существовавший здесь всего какие-то лет двести назад, сохранился и по сей день: это вам не какие-нибудь Гавайи, это Англия, поэтому будьте добры, уберите эту цветастую юбку и наденьте что-нибудь монотонное, приглушенное и чинное. Да, мадам, это я к вам обращаюсь…

— Как-то тут уныло.

Декстер прочитал мои мысли.

Я кивнула.

— Тем не менее эта держава считалась одной из самых могущественных много столетий подряд. Огромное количество колоний… Британцы оказали сильное влияние на взгляды и культуру остального мира.

Рен поморщился.

— Все равно уныло. — Неодобрительно оглядел прохожих, хмыкнул. — Кажется, убей здесь кого-нибудь, и придется за собой стены тряпочкой оттирать.

Я прыснула.

— Если бы ты знал, насколько прав.

Справа в мусорную корзину полетела пустая картонная коробка, вымазанная соусом. Эльконто вытер губы салфеткой, скомкал ее, зашвырнул в ту же корзину и повернулся ко мне.

— А что у нас в планах дальше?

— Дальше? — Я улыбнулась. — Использование твоих фирменных унтов.

— Унтов?

Гаджет Дэйна, видимо, на переводе этого слова дал осечку.

— Говнодавов, — услужливо подсказал Лагерфельд.

— Ух, ты! — Снайпер оживился. — Перекинемся в холод?

— А то. Еще в какой. — Я вытерла руки, отставила коробку с остатками жареной картошки и оглядела ребят. — Сейчас возвращаемся в гостиную к Дэйну, переодеваемся в теплое и перемещаемся туда, где будем ночевать. Все готовы?

Норвегия. Tromsø.

Вечер. Минус пять по Цельсию.

Конечно, то была рискованная затея, но они не роптали и не задавали вопросов о том, что мы делаем в этом странном северном городке. Прогуливались по узким улицам между выкрашенными в зеленый, розовый и желтый двухэтажными домиками, с интересом рассматривали сувениры в маленьких лавках и слушали мои рассказы о белых медведях, фьордах и викингах.

До заката оставалось около часа.

Я молилась и смотрела на окрашенное багровыми всполохами ясное безоблачное небо.

Да, конечно, конец марта — уже не совсем сезон, но, может быть, нам повезет… должно повезти.

В центре деревушки, что норвеги именовали коротким словом «by», на центральной площади стояла небольшая сцена, на которой выступал местный фольклорный ансамбль. Женщина в зимней куртке и вязаной шапке с оленями пела на старо-исландском языке, с переводом которого стопорился даже лабораторный браслет. Виноват в том был то ли акцент певицы, то ли неправильно произнесенные ей слова, ясно было лишь то, что напев рассказывал о неком корабле, попавшем в шторм у северных скал, а вот что именно произошло с моряками, осталось загадкой.

Темно-красный деревянный домик — удобный, оснащенный всеми современными удобствами коттедж, что мне удалось арендовать — находился на самом краю Тромсё, практически на отшибе, куда свет от городских окон и фонарей уже не долетал.

Тем лучше.

Зачем мы здесь? В чем смысл? Почему именно в этом месте? Я была благодарна за отсутствие подобных вопросов. Команда доверяла мне безоговорочно: если Бернарда решила, что следующим пунктом должен быть именно этот, то так тому и быть.

Спасибо им.

Лишь бы нам в эту ночь повезло…

От нечего делать поджарили на мангале во дворе купленные в магазине сосиски, попробовали местного, оказавшегося очень неплохим, пива, а через часок легли спать — сказалась усталость долгого дня.

Но даже тогда, когда шорох и возня в темных комнатах затихли, и коттедж наполнился размеренным тихим храпом, я продолжала смотреть в окно.

Природа, ну, пожалуйста, не подведи!

Над пологим холмом, покрытым елями, неторопливо плыла луна.

3:15 утра.

— Встаем! Ребята, встаем, одеваемся и выходим на улицу! Все, мигом! Давайте, собирайтесь-собирайтесь!

Недовольное ворчание прерывалось шорохом натягиваемой одежды.

— Куда одеваемся? Зачем?

— Блин, четвертый час, Ди, может, поспим?