Багряный декаданс (СИ) - Анастасия Солнцева
— Кто вы? — выдохнула я, от страха сжимаясь пружиной и стискивая в кулаках край одеяла.
— Проснулась? — поинтересовался незнакомый голос без лица, которое было невозможно рассмотреть, хотя сидящий находился не так уж и далеко от меня. Но вокруг его головы клубилась чернота и это явление было определенно магическим. Будто кто-то накинул на него непроглядный, сгущенный морок. — Ты долго спала. И заставила меня ждать.
— Я… заставила? — в горле пересохло, слова звучали сипло и вырывались из горла, обдирая его.
— К сожалению, — я действительно услышала неподдельное огорчение, — я не мог тебя разбудить. Для этого пришлось бы вмешаться в магию, наложенную моим сыном. А он бы сразу это ощутил. И примчался тебя защищать. А я желал встретиться наедине. Для начала.
— Сыном? — я смогла осознать лишь малую долю сказанного.
Мужчина плавно поднял руку и провел пальцами рядом с тем местом, где должно было находиться лицо. Морок рассеялся, как будто его сдули, и я увидела… Сатуса!
Только лет на двадцать-тридцать старше. Те же линии скул и волевого подбородка, те же полные чувственные губы, тот же будто созданный античным скульптором лоб, и запоминающиеся один раз и навек антрацитовые глаза, готовые в любой момент раскалиться до красна.
Вот только… взгляд Сатуса выжигал, пробивая насквозь и оставляя дыру размером с весь этот чертов мир. Взгляд же его старшего родственника, а они определенно состояли в близком родстве, был как горячее горное масло. Прикоснешься — и останется шрам на всю жизнь.
Помимо очевидного внешнего сходства их роднило еще кое-что, а именно — надменность и апломб, которые считывались в каждом жесте, в каждом движении головы, в каждом мимоходом брошенном замечании. На нем не было короны, но она была и не нужна. Все и так было понятно.
— Вы его папа, — с трудом ворочая языком проговорила я. — Вы — император.
— Верно, — кивнул головой мужчина с сардонической усмешкой, от которой я поежилась. — И я дозволяю тебе обращаться ко мне «кахир» или «отец».
— У меня уже есть отец, — пролепетала я, продолжая глядеть на того, кто правил целой империей, а сейчас сидел напротив меня и одним своим видом нагонял жуть.
— Твоя семья очень скоро станет для тебя чужой, — спокойно заметил император с истинно царской непринужденностью. Научиться так говорить невозможно. Нет, нужно родиться тем, кому с пеленок дозволено вершить судьбы, казнить и милом одним росчерком изысканного пера.
— Почему это? — забеспокоилась я, с тревогой и недоумением оглянувшись по сторонам, ища поддержки у пустых безответных стен.
— Потому что, как и любая девушка, став женой, ты оторвешься от своего рода и вступишь в род своего мужа, станешь частью новой семьи.
— Чего? — подскочила я вместе с одеялом, упершись коленями в мягкую постель, слегка прогнувшуюся подо мной. — Какой еще женой?
Император глубоко вздохнул, медленно взмахнув ресницами, такими же чернеными и густыми, как у сына.
— Ты — чужая для нас, создание, порожденное далекими дикими землями. И сложись ситуация иначе, я бы никогда не позволил единственному сыну привести в мой дом ваине. Но теперь уже поздно о чем-то говорить, — он сожалел, почти что по-человечески. И по-человечески я понимала это сожаление, кто захочет себе в семью кого-то, вроде меня?
— Почему? — мой пустой, и это было хорошо, желудок мелко-мелко затрясся, а ноги ослабли под очень нехорошим, презирающим взглядом демона, который родился за сотни лет до меня и проживет еще столько же после моей смерти. Он был почти вечным, был почти небожителем.
— Потому что ты лежишь в постели моего сына, — указал мужчина на то, о чем мне и так не нужно было рассказывать. Более того, слышать это от кого-то постороннего было как ткнуть пальцем в налитый чернотой синяк — больно до судорог. — Ты спишь в спальне моего сына, во дворце, который является олицетворением власти над всеми, кто живет в Аттере. Ни одна женщина до тебя не входила в эти двери, потому что это возможно только для той, которая станет избранницей следующего императора.
— Я не хочу замуж, — попыталась твердо заявить я, но все испортил всхлип. — Ни за вашего сына, ни в принципе.
— Посмотри на свою шею, — возможно, мне показалось, но на лице императора мелькнула тень печали. Не знаю, кого он жалел. Себя, отца, которого разочаровал единственный сын, выбрав не ту. Или меня, которой не повезло быть «не той».
Мои пальцы метнулись вверх и нащупали на груди затейливый кругляш, который болтался цепочке, защелкнутой на шее. Кругляш, будучи металлическим, нагрелся от контакта с телом и под холодными пальцами казался приятно теплым. Задняя его часть была идеально гладкой, а на передней был отлит рисунок. Развернув его к себе, я всмотрелась в вытесненные на металле линии. Распознать получилось не сразу. Глаза после магического сна чувствовались опухшими и сухими, будто присыпанными песком, к тому же, рассматривать пришлось вверх ногами.
Но я поняла.
Это были два аиста, чьи длинные изящные шеи переплелись друг с другом.
— Это…, - и мой голос заглох, не в силах произнести вслух.
— Да, — вбил последний гвоздь в крышку гроба император. — Это растерия, брачный кулон нашего рода. Когда-то я повесил его на шею матери Тая, сегодня он надел его на тебя. Обычно это происходит после совершения брачного обряда, но сын решил изменить устоявшуюся традицию и пропустить некоторые, как ему кажется, несущественные её этапы. Наверное, верит, что ты стоишь этого. Растерия не только символ того, что девушка уже не свободна, но также знак принадлежности к семье и амулет, заговоренный на защиту, на появление наследников и благополучные роды.
— Ох, — я выронила кусок металла, рука упала на одеяло, а сама я осела без сил. Изо всех углов на меня начал выползать ужас, подобный голодному чудовищу, крадущемуся к жертве.
— Сплетение птиц — это сплетение душ, которые соединили свои сердца и жизненные пути, — закончил объяснение демон.
— Я ничего не сплетала…, - и дернула из всех сил, желая сорвать эту штуку с себя.
— Прекратите! — приказал император и моя рука помимо воли замерла. Что-что, а повелевать отец Сатуса умел. Его воля словно копьем проткнула мое сознание, вынуждая подчиниться. — Нет смысла пытаться свернуть себе шею. Брачный кулон может снять лишь тот, кто его надел. То есть,