Номер двадцать шесть. Без права на ошибку (СИ) - Летова Ефимия
Кори…
/Ликория/
Кровь стучит в моих ушах, но сквозь этот чудовищный грохот я слышу биение сердца черноволосого светлоглазого мага, не менее оглушительное. Артевиль медленно поворачивает в пальцах ромбовидный медальон из бирюзы, он абсолютно никуда не спешит, а его сподвижники медлят, вероятно, ожидая указаний главного. Я поворачиваюсь спиной к ним всем, обнимая мага, абсолютно незнакомого и в то же время родного насквозь, настолько, словно его тело — продолжение моего, ощущая, как сплетаются невидимые нити его магии и моей усиливающей его, резонирующей немагии, моих собственных сил, берущих начало в неведомом мне источнике.
— Кори, — движение губ мага я улавливаю, даже не слыша его, не глядя ему в лицо. Сколько раз в своих снах я стояла рядом с ним, вот так, прижимаясь всем телом, всей собой, не потому, что рядом по воле безумного мага гибнут люди, а потому, что просто хотела его, хотела принадлежать ему без остатка. Откуда он знает имя, которое совершенно случайно дала мне Мари?
Неважно.
Я чувствую, как сворачиваются потоки воздуха вокруг него, и говорю с ним — голосом, но одновременно, мысленно — с воздухом, уговаривая, убеждая помочь, приложить все возможные ресурсы и силы, чтобы помочь моему знакомому незнакомцу из снов, потому что я и так опоздала, и теперь… С ним совсем не так, как с Кристемом, которого я поддерживала только при прямом физическом тактильном контакте, это другая связь, не та, что моментально разрывалась при разрыве прикосновения — ростки моей силы прорастали в теле светлоглазого мага, оставались жить в нём.
— Кори, забирай ключи и беги отсюда.
Что?
— Ключ Альтастенов на Кристине, ключ Шередаров — на владельце, его… тело в тележке. Бери ключи и уходи, но не через ворота, там могут быть ещё люди Артевиля, уходи через проход.
— Нет.
— Не смей. Иначе всё напрасно, все эти смерти напрасны. Я справлюсь. И присоединюсь к тебе позже. Я обещаю, я клянусь тебе.
Он говорил мне практически те же слова, что я недавно сказала Кристему — и я понимала, что это означает, читала в глазах, слышала между слов невыносимо горькое и такое недвусмысленное послание.
"Прощай, Кори"
Я не хотела, не могла вот так сейчас с ним проститься! Только не с ним. Столько бегала от него, а сама…
— Беги, спрячь ключи… спрячься сама, Кори, я прошу тебя. Ты должна это сделать. Ради Родерика.
Зачем он говорит это сейчас?
— Ради меня. Ради Ала.
Кто такой Ал? Слёзы застилают глаза. Слёзы — последние, что мне и ему сейчас нужно. Он прав. И каждый шаг, который я делаю прочь от него, вырывает из меня с кровью и плотью какие-то невидимые, но крепко сшитые нити.
Воздушные потоки, беззвучно и одновременно оглушительно и яростно ревущие, сбивают с ног магов. Я бегу сквозь стену вертикально идущего огня, сжигающую дотла, сквозь ураган, вырывающий с корнем деревья. Мимо Рода, то есть тела Рода, того, что осталось от моего юного друга, ничего не успевшего сделать на этом свете — не думать, не думать, не думать о нём сейчас! — к лежащей на камешках окровавленной неподвижной Кристине. Не думать, не думать, не думать, не всматриваться, не вдыхать! Пальцы, словно существующие отдельно от меня самой, нащупывают заветную цепочку, тянут — артефакт из сердолика кажется холодным, словно лёд. Приподнимаю бевольную голову светловолосой девушки — слегка приоткрытые мутно-голубые глаза словно выцвели, посветлели и теперь до ужаса напоминали глаза Макилана Сартвена. Поднимаюсь — за спинами магов, раскиданных сейчас, словно кегли, действительно стоит древняя тележка. Нелепый жуткий смех пузырится, булькает на потрескавшихся губах. Маги, таскающие за собой тележку с трупом — было в этом что-то беспросветно, отвратительно смешное. Никто не останавливает меня, никто, кажется, даже не обратил внимания, пока я, как шустрый заяц, бросилась к тележке.
Сладковатый приторный запах. Рука трясётся, и я вздрагиваю от невольного омерзения. Тело… действительно находится внутри, окоченевшее, тёмные волосы, неожиданно мягкие, касаются руки. Святые боги, помогите мне… Ромбовидный медальон из какого-то тёмно-красного камня находился на месте, только как его снять? Поднимать окоченевший труп одной рукой, стаскивать цепочку с артефактом… не перекусывать же её зубами?
В этот момент цепочка лопается, золотые звенья разлетаются по оголённой моими стараниями груди убитого мужчины. В первый момент даже не понимаю, что произошло, протягиваю руку и беру медальон, и только потом поднимаю глаза.
Моя чёрная тень, невесть как выбравшаяся из плена зеркал, криво улыбается мне с противоположной стороны телеги.
Глава 57.
Новый персонаж показался мне сперва совершенно нереальным, мороком, призраком, причудой перенапряженного сознания — верхняя половина лица скрыта под черным капюшоном, видны только узкие кривящиеся губы. И всё же он был более чем реален.
— А ну-ка, иди сюда, — он даже пальцами прищёлкнул, словно подзывая собаку, и звук этого голоса, низкого и сиплого, совершил со мной что-то невероятное, с первого же произнесённого слова. Когда Артевиль звал меня к себе, я понимала, что не подойду к нему ни за что на свете, а сейчас… ноги будто сами понесли вперёд. Чёрная тень увлекла меня за телегу, и мы осели на землю.
— Макилан, — бестолково всхлипнула я.
— Продержится ещё минут десять. Не бойся. А мы пока поболтаем. Думаю, больше у нас не будет такой возможности. Ключ Альтастенов тоже при тебе..? Молодец, Кори. Умница моя.
— Кто вы? Что вам от меня нужно? — спросила я, стараясь говорить нейтрально, спокойно, насколько это позволяли мелко трясущиеся губы и лязгающие друг о друга зубы, испытывая огромное желание высунуться и посмотреть, как там "держится" мой маг. — Мы были знакомы?
Вместо ответа чёрная тень откинула с головы капюшон.
Его вид был ужасен, куда ужаснее того же Артевиля. Густая сеть шрамов на наголо бритом черепе напоминала присохших раздавленных жирных гусениц. Сиплость и сдавленность голоса была вполне объяснимы — на горле тоже были рубцы. Один глаз просто отсутствовал, на его месте — бурая короста, застывшая вулканическая лава. Он по-прежнему сжимал моё предплечье рукой в толстой перчатку, и мне показалось, что пальцев на ней явно недоставало. В этом уродливом калеке практически ничего не осталось от красивого и холёного аристократа, наследника Мезонтенов, которого я видела на нескольких чудом уцелевших картинках. Почти.
Но…
Он оставался спокойным, невообразимо, немыслимо спокойным. Ни пытки, ни лишения, ни поражение в битве всей его жизни — если он всё же имел отношение к восстанию в Старнике, что уже в принципе вызывало сомнение, — не сломили хозяина тринадцатого замка. Не смогли кардинально изменить его.
— Ты не помнишь? — он удивился, и в этом удивление не было ни капли сарказма. — Действительно, не помнишь. Но почему?
Алариус Мезонтен смотрел на меня единственным уцелевшим глазом, но я чувствовала его цепкий тяжелый взгляд, словно наброшенную металлическую сеть.
— Возможно, дело в сочетании краткосрочного стазиса и удара антимагического полога, — наконец заключил он, словно мы находились на какой-нибудь лабораторной работе в Академии. Или на научном симпозиуме в Лицее.
— Стазис? — спросила я. Абсурдная светскость беседы на земле за телегой с лежащим в ней трупом, отделявшей нас от сражающихся магов, сводила меня с ума.
— Я погрузил тебя в стазис, уж больно не вовремя ты прилетела, — отмахнулся он. — Совершенно безопасный магический сон, но на вас магия действует слишком своеобразно, поэтому вероятно… Агрессивная чужеродная магия и вовсе не действует, но моя… стазис и полог ударили одновременно, в этот же момент началась трансформация, в итоге ты осталась вот в таком дебильном виде, да еще и без памяти. И все эти месяцы ты ходила вот так?! Боги, Кори!
Он отчитывал меня как ребенка, не вымывшего руки перед обедом, а я ничего, ничегошеньки не понимала и не знала, безумен ли этот человек или нормален.
