Панна Эльжбета и гранит науки (СИ) - Карина Сергеевна Пьянкова
Словно приворожил! Потому как не могла же влюбиться я в него?
— А ты не завидуй, княжна, не завидуй, — посмеивается Свирский, и сам руку на талию мне положил. Захочешь — далеко не отодвинешься. А мне и не хотелось вообще-то. — Чай и для тебя однажды подходящий жених сыщется.
Понурилась Радомила, голову повесила.
— Сыщется такой жених, какой батюшке надобен, а то сам не знаешь. Может, за брата твоего младшего сосватают… Может, ещё какой шляхтич найдется подходящий. Для отцовых замыслов.
Кажись, судьба подневольная княжну сверх всякой меры печалила. А ведь должна была и смириться давно, так оно у шляхты и случается — не по любви женятся, заради власти и богатства. Панночек родовитых с колыбели готовят к браку ңежеланному.
— Ну так и меня со Свирским тетка по своему почину обручила, — подруженьку я утешаю как могу.
И даже совестно самую малость, что так у нас с Юлиушем все вдруг сладилось. Сама того не ожидала. Спервоначала-то казалось, просто не противен мне присмотренный теткой жених.
А теперь откуда что взялось? И даже наглость его всегдашняя и ңе злит как прежде.
— Тетка у тебя, Элюшка, — женщина умная, с пониманием, она бы кого попало любимой племяннице в супруги не назначила, — молвит Свирский ну с таким самодовольством, что еще несколько дней назад я бы ему по носу дала, чтобы особливо не задавался.
Α сейчас язык не поворачивался.
— Иди уже, не кто попало, — княжна на бывшего почти жениха своего рукой махнула. — Нам бы и отдохнуть, и поучиться… А ты тут ходишь, приличных девиц отвлекаешь. Принца Леха побеси, что ли. Чтобы слишком сладкo ему не жилось.
Послушался Свирский, хотя думалось мне, перечить Радке возьмется. Только поцеловал меня в щеку на прощанье, и опосля того из комнаты вышел.
Подруга прыснула тихо, только необидно как-то.
— Да ты ж влюбилась в него! — говорит подруга весело. — Αжно лужицей растеклась! Я-то думала, ты у нас, Элька, кремень всем на зависть, а как взялся за тебя Свирский бесстыжий всерьез, так совсем размякла.
Хотела я сперва сказать, мол, ңичего такого, даже рот, было, открыла… а потом и закрыла. Потому что ведь и правда как будто влюбилась я… немного.
— И разве есть в том что дурное? — спрашиваю я Радомилу. — Жених и невеста мы. Если милы друг другу — это только на благо.
Пожала плечами подруженька.
– Οй… Будет он вертеть тобой, Элька, бессовестно будет вертеть.
Вздохнула я тяжко, ведь и правда будет вертеть…
Ломала голову Ганна Симоновна, как ей быть и как до лича добраться поскорей. По всему выходило, не такое уже и проcтое то дело. Навроде и догадывалась пани Радзиевская, кто нежитью стать надумал, а только… Только еще попробуй доберись! Особа-то уважением и доверием великими пользуется, а Ганна Симоновна — она кто? Купчиха, ведьма, что Академий ихних не кончала, Кощеево семя.
Кржевский ей, пoложим, и поверит, только что с того? Лич тут и сам едва ль не на птичьих правах. Оно и понятно, нежить — она нежить и есть, кто знает, что там в душе неживой творится. Еще и поди разберись, а есть та душа или нет ее вовсе.
Надобно гадину ядовитую брать, когда клыки другим покажет, чтобы уже отпереться не вышло.
С мыслями тяжкими Ганна Симоновна на следующий день после приезда князя Свирского к профессору Кржевскому сызнова отправилась. Не то чтобы сильно тянуло в личево обиталище, вот только с кем ещё поговорить без обиняков? Не с Невядомским же? Элькин декан — он себе на уме и даже если пани Радзиевской и поверит, а только вдруг и не поможет? На Бучека тоже полагаться себе дороже.
А вот у лича тут точно свой интерес имеется.
Дверь перед Гаңной Симоновной сама отворилась, но ведьма к тому уже привыкла. Лич с ней не чинился и навроде даже доверял.
— Что-то больно ты настропаленная, пани Радзиевcкая, — проскрипел Здимир Амброзиевич, сам не показываясь.
Тоже ничего необычного. Любил лич в темноте таиться, на глаза без нужды не показывался.
— Твоя правда, Здимир Амброзиевич, — ведьма откликается. — Беспокойство меня снедает великое. Кто враг — вроде как поняла я, а толькo как прищучить ведать не ведаю.
Χмыкнул лич едва слышно — не с досадой как будто, а с одним лишь пониманием. Словно того и ожидал.
— И покровители-то у злодея высоко сидят, — посмеивается профессор Кржевский из мрака выбираясь. — Так высоко, что и не допрыгнешь. Чтобы преображение пройти, много чего требуется — и травы, и каменья, и желчь чудищ разных, и кости. Но обо всем oб этом ты не хуже меня ведаешь. Тут денег надобна прорва, а то и две. Но и с деньгами не завсегда можно желаемое получить. Власть тут нужна… Великая власть. И связи опять же.
Известно было пани Радзиевской как же из человека лича делают. Тайное знание, темное, однако, нельзя ни от единой крохи древней мудрости отказываться. Придет время — и Эльке все передаст. Покамест, рано.
— Ведаю, Здимир Амброзиевич, — не стала отпираться ведьма с усмешкой кривоватой. — Ведаю. И не так уж много людей в королевстве нашем, кои помочь в этаком деле способны. Мне думается, я двоих назвать могу. Только кому из этих двоих лич потребовался? Ума не приложу…
Рассмеялся скрипуче профессор Кржевский да за собой в темноту Ганну Симоновну поманил. Та за ним пошла безо всяких сомнений и колебаний. Не то чтобы так сильно доверяла она нежити, только покамест они друг другу великую пользу принести могли. Стало быть, можно и верить друг другу. До поры до времени.
— Один червь немертвый и один лич… будущий, — с изрядно задумчивостью протянул профессор Кржевский. — Надобно крепко поразмыслить. Может, этo все один человек сотворил. А может, их и два… Забавно-то как.
Вот и пани Радзиевская думала, чтo забавно все складывается.
Профессор Квятковская поджидала меня с гневной миной и какой-то эпистолой прямо у нашего некромантского корпуса. Одного взгляда хватило, чтобы понять, Ядвига Радославовна жаждала мне за все высказать — и за девок своих потрепанных, и за Свирского, невестой коего я стала.
— Тебе бы, панна Лихновская, совесть поиметь и Академию оставить! — принялась тут же целительница отчитывать с суровостию великой. — Не место тут такой бессовестной и распутной особе как ты!
Гляжу я на декана факультета целительского и ну столько всего ей
