Евгения Соловьева - Загробная жизнь дона Антонио
Тоньо оторвался от ее губ, глянул вниз – это ж не клинок, это… феникс? Брошь, приколотая к платью под кружевами?..
Она взяла его с собой. «Господи, спасибо Тебе…»
– Тоньо, ты больше не злишься на меня? – тихо спросила она.
Он покачал головой, погладил ее по щеке и снова поцеловал. Все слова куда-то делись, а остались только жажда, головокружение, глаза цвета моря и фата Моргана, укравшая его душу. Она была тут, настоящая, живая, и она была его.
Все прочее было неважно и могло катиться к чертям.
Он чуть было не отправил туда стюарда, принесшего завтрак, бумагу и перо с чернилами, но был слишком занят – воевал с крючками и застежками ее платья и заодно с внезапно ожившим фениксом: тот не желал слезать с Марины, курлыкал и ревниво клевал пальцы Тоньо, пытавшегося его стряхнуть.
А Марина засмеялась, спряталась за Тоньо и шепнула:
– Не хватает только бадьи с водой и орхидеи на столе.
– И веревки на руках пленника? – так же тихо парировал Тоньо, прижимая ее к себе и запуская пальцы в белую косу – расплести.
У Марины порозовели ушки.
– Капитан, но вы же не воспользуетесь беспомощностью девушки! – Она легонько укусила его плечо, прямо через рубаху, и снова засмеялась.
Тоньо тоже засмеялся и махнул стюарду, чтобы скорее выметался из каюты и не мешал капитану заниматься самым важным на свете делом.
И только когда они закончили это важное дело и занялись завтраком – вместо джутового мешка его самая прекрасная на свете донна завернулась в простыню, потому что платье порвалось окончательно, – Тоньо наконец спросил ее:
– Ты останешься со мной? – и кинул взгляд на кота, с ворчанием уписывающего ягнячью котлетку.
Кот всем своим видом показывал, что если его вкусно и много кормить, то он, так уж и быть, соблаговолит здесь поселиться.
Марина тоже глянула на кота и едва заметно улыбнулась:
– Останусь. – Она даже не спросила, в каком качестве, и от этого стало одновременно тепло и неловко, словно он сделал что-то предосудительное. – А ты расскажешь мне, почему с тобой рядом была леди Элейн?
– Расскажу. – Тоньо вздохнул: вспоминать о невесте и обещании пригласить на свадьбу королеву не хотелось до отвращения, но не врать же Марине. – Герцогиня Торвайн привезла в Малагу своих детей. Дочь просватали за меня.
– Просватали, – повторила Марина. Кивнула, словно чего-то такого и ожидала. – Я видела их однажды. Какие они, Тоньо?
– Милые головастики. Любят сказки, фокусы и шалить. Терпеть не могут гувернантку. Умеют притворяться благовоспитанными мышатами. И обожают свою морскую сестричку с большими усами.
Марина засмеялась – почти легко, почти счастливо.
– С усами? Странно они меня помнят.
Тоньо пожал плечами:
– Наверное, запомнили твоего кота. Вот уж точно тварь с большими усами. – Он взял ее за руку, чуть сжал пальцы. – Ты не находишь, моя фата Моргана, что это очень удачно: я обещал жениться на дочери донны Элейн, королева благословила наш брак, и вдруг оказалось, что мне совсем не обязательно ждать, пока подрастет малышка Ритта?
Марина вгляделась ему в глаза – так пристально, как, наверное, капитан Морган всматривался в море.
– Марина могла бы стать кроткой и послушной супругой, Тоньо. Но не сэр Генри Морган!
Она опустила голову. Черный кот тревожно мяукнул, боднул головой ее руку, и Марина снова рассеянно потрепала его за уши.
– Он по-прежнему здесь, – сказала она тихо, потерев висок. – Я приказала выкинуть его за борт, но как выкинуть его из головы, Тоньо? Неужели это не отталкивает тебя?
Тоньо недоуменно пожал плечами.
– Нет, не отталкивает. Ты можешь водить пиратов и зваться хоть Генри Морганом, хоть морским кракеном. Ты – всегда ты, моя фата Моргана. Когда ты называешься сэром Генри Морганом, ты такая… – Он мечтательно улыбнулся. – Как яванский салак. Колючая, опасная, но невозможно сладкая. Хоть и способна разозлить меня до белых глаз. Марина? Ты же не думаешь, что я могу любить тебя наполовину, только когда ты распускаешь косу и надеваешь юбку? Ты нужна мне вся, целиком. Поверь, если ты выкинешь за борт половину себя – я нырну за этой половиной, чтобы вернуть ее на место.
– Ты и в самом деле думаешь, что я похожа на Моргана? – спросила она еле слышно. С каким-то странным, жадным блеском в глазах.
Этот блеск отозвался в Тоньо волной желания, запястья почти ощутили на себе веревку… кажется, Марина тоже не прочь повторить. А серьезные разговоры подождут, у них еще две недели пути до Мадрида.
– Мне понравилась игра в пиратов. – Он усмехнулся и обласкал взглядом выглядывающие из простыни плечи, скользнул ниже, почти почувствовав ее ответную дрожь. – А от послушной благовоспитанной донны разве дождешься?
Марина рассмеялась, низко и хрипловато:
– Сэр Генри Морган вернется из сундука Дэйви Джонса через год. Но мы и без него что-нибудь придумаем.
Тоньо уже почти потянулся к ней, чтобы унести в постель и что-нибудь придумать, но осознал: она говорит не о себе. А о ком?
– В смысле – через год?
– Так мы договорились с Торвальдом. – Она опустила глаза, рассеянно почесала за ухом урчащего кота и пояснила: – Я отдала ему имя и корабль и велела ждать моего возвращения ровно год. Если не вернусь – в море выйдет новый Генри Морган.
Тоньо целую минуту смотрел на нее ошарашенно. Новый Генри Морган – то косматое северное чудище? Господи! А он-то надеялся, что уже исполнил данную Ее Величеству Изабелле клятву.
– Надеюсь, это была его просьба о каперском патенте, а не чья-то милая шутка?
Марина фыркнула:
– Торвальд – солидный семейный человек, зачем ему столь могущественный враг, как Испания? Конечно же, он просил о патенте!
– Ну если солидный и семейный… – Тоньо запустил пальцы в волосы и засмеялся. – Будет ему патент. А вы, моя прекрасная невеста, можете написать ему и сообщить, что план хитроумного Генри Моргана по захвату в плен графа де ла Вега увенчался успехом… не сейчас написать. Чуть позже.
И наконец подхватил ее на руки, поцеловал и окончательно поверил, что Марина – не сон и все закончится хорошо.
Эпилог, или Счастливый конец истории, рассказанной за бочонком доброго эля в таверне «Девять с половиной сосисок»
– Эй, Джон! Еще кружку эля! – крикнул одноглазый рябой моряк.
Его некогда рыжая косица теперь поседела почти полностью, а кожа задубела от солнца и морского ветра, но назвать его стариком ни у кого не повернулся бы язык. Не бывает у стариков таких зычных голосов и хитрых усмешек. Да и стати такой не бывает: встань одноглазый из-за стола – и оказался бы ростом с добрую половину мачты.
К столу подошел трактирщик, ужасно похожий на ушедшего на покой пирата. Только оба глаза были на месте, зато вместо левой ноги стучала по полу деревяшка в серебряных заклепках. Он поставил перед моряком двухпинтовую кружку и большое блюдо, полное розовых, сочащихся жирком сосисок, подмигнул – и ушел обратно, к стойке. На плече трактирщика вместо попугая сидела белая кошка, поглядывающая на посетителей надменными желтыми глазами.
