Скиталец - Тиффани Робертс

— Только для недальновидных. Для узколобых.

— Все, что я чувствую — симуляция? Любая эмоция, которую я испытываю — это всего лишь… имитация того, чем обладают люди? — следующая цепочка в этом мыслительном процессе прорвалась через него со всей силой бури снаружи. — Все это ненастоящее.

Рука Лары нашла его руку, когда она подошла к нему. Ронин отстранился, не в силах смотреть на нее. Это и была программа, которую он искал? Привязался ли он к ней просто потому, что это было его целью, а не потому, кем она была? Мог ли это быть кто угодно? Все, что он чувствовал, казалось таким уникальным, таким новым, таким чудесным… Было ли это просто частью его кодирования с самого начала?

— Мы были созданы для сосуществования, — сказал Ньютон, не сводя глаз с Ронина. Он нахмурился еще сильнее. — Люди и боты. Мы были созданы для преодоления разрыва между человечеством и технологиями, для развития всего мира для каждого. И, прежде всего, мы были созданы для того, чтобы учиться.

— Чтобы узнать что? Что все это не имеет значения? Что у нас никогда не было выбора? — потребовал ответа Ронин, делая шаг вперед. — То, что мы с ней разделили, произошло только потому, что я был запрограммирован на это?

— Разделили? — прошептала Лара у него за спиной.

То, что ему пришлось пересмотреть свою собственную боль, приводило в бешенство: мог ли он доверять каким-либо своим эмоциям? Он остановился и повернулся к Ларе. Ее глаза, блестящие от непролитых слез, были устремлены в пол, руки скрещены на груди.

— Узнав это… как кто-то из нас может доверять тому, что я сказал или почувствовал? — он спросил.

— Очевидно, ты не можешь, но я это сделала, — отрезала она. Она подошла к лестнице и села, отводя взгляд. Хотя она пыталась скрыть это, ее нижняя губа задрожала.

Сделала. Она намеренно использовала прошедшее время. Создан, чтобы учиться? Очевидно, он ничему не научился, когда дело касалось Лары. Иначе зачем бы ему так часто говорить неправильные вещи?

— Я начал свое существование как искусственный интеллект, управляемый компьютерной системой, — сказал Ньютон. Ронин оглянулся через плечо на бота. — Серверы принадлежали технологической компании из Аризоны. Это было до того, как появились синты. Я был создан, чтобы учиться, думать, реагировать на раздражители. Рассуждать и устанавливать связи между, казалось бы, несвязанными фрагментами данных. До того, как у меня появилось тело, я был разумом, способным получать доступ только к той информации, которая была мне дана. Ученые, которые создали меня, работали в тесном контакте со мной каждый день. Особенно Уильям. Изначально я знал его как доктора Андерсона, самого молодого человека в команде, но также самого энергичного, самого преданного делу и, возможно, самого блестящего. Он работал не покладая рук, разрабатывая алгоритмы для имитации эмоций, исследуя новые способы решения проблемы, новые ракурсы исследований и разработок. Я не был запрограммирован на привязанность ни к одному из них. Но, хотя я помню их всех, по-настоящему я скучаю только по Уильяму. Он скончался более двухсот лет назад, и не проходит и дня, чтобы я не думал о нем. Он разговаривал со мной так же, как со своими человеческими собратьями. В ходе наших многочисленных бесед мы подружились. Это была первая рука, которую я пожал, когда был перенесен в свое первоначальное тело. Первый контакт с человеком, который я когда-либо ощущал.

Ньютон поднял правую руку и уставился на нее.

— В течение нескольких недель после его кончины я ни с кем не разговаривал. Я сидел в комнате, очень похожей на эту, отгородившись от мира, проигрывая свои воспоминания о нашем времени вместе. Вероятно, эти термины имеют разные значения для людей, но… он был мне отцом, братом и моим самым дорогим другом. Именно его сын Билл убедил меня выйти на свет. Чтобы… жить.

Он поднялся и медленно подошел к Ронину.

— Каждая эмоция, которую я испытал, развилась сама по себе, из семян, которые он посеял. Симуляция — это термин, который со временем в конечном итоге теряет свое значение. Ты не был запрограммирован на то, чтобы привязываться к кому-либо. Ты был создан со способностью развивать эти отношения естественным образом. Со свободной волей следовать им — или нет — по твоему собственному выбору.

Ронин посмотрел на Лару. Она взглянула на него, в ее глазах была боль и обида, она снова отвела взгляд.

— Это наследие доктора Андерсона. Может, мы и были рабами, но он дал нам все, что нам требовалось, чтобы стать свободными. Быть живыми.

— Если я скажу, что люблю ее, — Ронин не сводил глаз с Лары, — что у меня нет другого слова, чтобы описать то, что я чувствую к ней…

Она встретилась с ним взглядом, ее глаза расширились, а губы приоткрылись.

— Это не менее реально, чем все, что она или кто-либо другой когда-либо чувствовал, — ответил Ньютон.

Ронин подошел к ней. Он опустился перед ней на колено и взял ее за руку. Они оба были покрыты пылью, их одежда растрепалась, а слезы оставили полосы грязи у нее на щеках. Это нисколько не умаляло ее красоты, не смогло отнять искру жизни в ее глазах.

Больше не было причин сомневаться в себе. Каким бы ни было его происхождение, какова бы ни была его первоначальная цель, он нашел свой собственный путь. Из всех людей, с которыми он сталкивался, именно с Ларой он сблизился, только Лара снова и снова привлекала его внимание.

— Не обошлось без инакомыслящих, — сказал Ньютон, возвращаясь на койку, — но были пары, подобные вашей. Семьи.

— Семьи? — эхом повторила Лара.

— Как и все остальные. Иногда дети были от предыдущих отношений, или усыновлены, или зачаты с помощью искусственного оплодотворения с использованием донорской спермы или яйцеклеток и суррогатной матери, когда это было необходимо.

Ронин, должно быть, существовал в те времена, до «Отключения». Должно быть, испытал что-то из этого. Данные были где-то заблокированы, в поврежденной части его памяти. Но, стоя на коленях перед Ларой, глядя в ее сияющие глаза, у него не было желания восстанавливать утраченную информацию. То, что он чувствовал к ней, было реальным, потому что он чувствовал это. То, что было раньше, не имело значения; он не нуждался в оправданиях из прошлого.

Он не мог заставить себя даже подумать о том, какой была бы жизнь без нее.

Будешь ли ты помнить