Чудесная чайная Эрлы - Варвара Корсарова
– Спасибо, Клара, ничего не нужно. Подожду в кабинете. Дорогу знаю, провожать меня не обязательно.
Клара с облегчением кивнула.
– Ежели что понадобится, звоните.
Я прошла по знакомому коридору. Столько раз я бывала в этом доме! Сначала приходила к своей подруге, сестре Петера. А потом и к нему самому.
Вон в той кладовой я затаилась, когда мы играли в прятки. И уснула на тюке старой одежды. Все решили, что я ушла домой. Я же, когда проснулась, вышла в гостиную, сонная и растрепанная, в разгар делового обеда отца Петера с партнером. Отец Петера рассердился. Он потом строго выговорил моей бабушке, после этого в гости к Грюнам меня стали звать гораздо реже.
...А в этот масляный светильник на стене Петер попал камешком из рогатки, когда мы играли в разбойников. Вон и трещина: колпак у светильника так и не сменили.
Я толкнула дверь кабинета. Когда-то его занимал Грюн-старший, но теперь в нем обосновался Петер и отсюда управлял делами семейной компании. В детстве мне нравилось здесь бывать.
Я уверенно зашла в темную комнату, безошибочно нашла лампу на столе и зажгла ее. Спички лежали там же, где и всегда – в глиняной вазочке в форме кораблика.
Огляделась. Кабинет просторный, уютный, типично мужской. Широкий письменный стол красного дерева, старый толстый ковер на полу, книжные шкафы, заполненные учетными книгами. У окна на специальной подставке, под стеклянным колпаком – миниатюрные модели ткацких и бумагопрокатных станков, которые используются на фабриках Грюнов. Стены увешаны оправленными в строгие рамы чистыми листами бумаги и лоскутами ткани – образцами продукции Грюнов.
Посреди стола лежат забытые Петером очки. Я подняла их, повертела в руках, нацепила на нос – комната тут же расплылась.
Вздохнув, сняла очки и уселась в удобное кресло – ждать возвращения хозяина. И поняла, что не знаю, какими словами его встретить и как начать разговор.
«Петер, ты владеешь запретной магией?» Или: «Петер, это от твоей руки пали Бельмор и Тинвин?» Или же банальное: «Петер, как ты мог? Мы же были друзьями...»
☘️
Громко тикали часы, погружая в гипнотическое оцепенение. Но вот их механизм заскрипел, загудел, и начал гулко отбивать – раз, два... десять...
Я вздрогнула. Так поздно! Камин почти прогорел. В окно бился ветер, стучал расшатанной рамой. Петер все не возвращался.
Что могло его задержать? Но ждать дольше нельзя. Пожалуй, моя затея была безрассудной. Если Петер и раньше ничего не сказал, то с какой стати он будет откровенен сейчас?
Оставлю ему записку и уйду. Не буду предупреждать прямо, что ему грозит арест, но сделаю намек. Так моя совесть будет чиста. А завтра, едва рассветет, пойду к Рейну и вытрясу из него все. Объясню, заставлю прислушаться, понять...
Я подтянула к себе чистый лист бумаги. В поисках карандаша выдвинула ящик стола. Он оказался полон старых писем, но в дальней его части прокатилось и загремело что-то металлическое.
Вытянув руку, пошарила среди бумаг и нащупала продолговатый предмет. На ощупь – механическое перо. То, что нужно.
Вытащив перо, поднесла его к глазам – проверить, достаточно ли чернил и не нужно ли его заправить.
Сердце ухнуло и замерло.
Мои пальцы сжимали дорогое, тяжелое механическое перо. Но золотой корпус был исцарапан и испорчен двумя дырками – там, где некогда крепилась бирка изготовившего его мастера. Эта бирка называется шильда, вспомнила я. Так сказал Рейн. Вокруг дырок на пере темнела выемка, в которой можно было признать очертания лохматой звериной головы.
Чуть ниже выгравированы две буквы: Б.Б.
«Бэзил Бельмор»! Это его инициалы. Я вытащила из ящика Петера то самое перо, которое преступник забрал с тела фабриканта.
Я вскочила как ошпаренная. Руки задрожали, перо выпало из онемевших пальцев и прокатилось по полу до середины комнаты.
Перо, которое Тинвин, предположительно, забрал с зачарованного, одревесневшего тела Бельмора. В его каморке мы нашли шильду в виде головы льва. Само перо пропало. Рейн решил, что его взял преступник, воткнувший в Тинвина зачарованный гвоздь.
Как это перо оказалось в кабинете Петера, спрятанным в ящике его стола?
Ответ был один, и он поверг меня в шок.
Я попятилась от стола, леденея от собственных мыслей. Нога зацепилась за край ковра, я повалилась назад, но успела упереться рукой в стену.
Обрела равновесие, поднялась, повернулась и чуть не закричала от ужаса. Показалось, что в темном углу комнаты за дверью стоит и поджидает меня черный человек. Но нет: это всего лишь одежда на крючке. Длинный плащ грубой ткани, неяркий свет свечи играет на потертых, засаленных складках.
Яркая деталь плаща привлекла мое внимание. Я медленно приблизилась, сняла плащ с крючка, встряхнула. Странная одежда, ей тут не место. Петер не носит рыбацкие плащи.
«Сын сказал, он – или она – был закутан в плащ, на глаза надвинул капюшон. Плащ старый, рыбацкий, с желтыми завязками...» – громом прозвучали в моей голове слова Фарахира, торговца редкими растениями. Человек, облаченный в этот самый плащ, пытался купить у него древоядицу. Вот они... желтые завязки. Плащ старый, поношенный, а завязки новые, из дорогой тесьмы. Видимо, их протянули взамен истершихся.
Выходит, Петер надевал этот плащ и отправился в нем на Полуночный рынок, чтобы достать запретное магическое растение. Потом он купил древоядицу в столице – Петер часто туда ездит по делам.
Петер напал на Бельмора. Напал на Тинвина. Унес из его каморки механическое перо и спрятал. Петер принес в мою оранжерею древоядицу, чтобы отвести от себя подозрения. Петер зачем-то упорно хотел жениться на мне, а еще он хотел получить ту книгу о запретной магии с чердака моего деда, куда я его не пускала.
С каждой новой догадкой мне становилось все хуже.
Рейн был прав. Он нашел преступника, и завтра его арестует. Но что мне делать сейчас?
Я стояла на месте, широко открыв глаза и ничего не видя вокруг, парализованная осознанием правды.
Может, эти улики подбросили Петеру, как мне древоядицу? Но плащ висел на видном месте!
– Эрла? – окликнул меня радостный и удивленный голос Петера. Он возник в дверном проеме бесшумно: я не слышала, как он вернулся в дом и подошел к кабинету.
Я подняла голову и уставилась на него.
Петер близоруко щурил глаза и