Ольга Горовая - Жажда ночи
— Что это за… тряпка? — он перевел глаза на девушку у своих ног. — И кто приказал тебе достать ее?
— Я не знаю, чем эта трухлявая тряпка так важна, честно. Поверьте мне, — Мариша немного приподнялась, опираясь о землю локтями, и попыталась подползти ближе к ним. Очевидно, она думала, что сможет их разжалобить.
Подобная наивность рассмешила Древнего.
— Кто потребовал от тебя ее вернуть? — он оттолкнул женщину ударом уплотненного воздуха, не желая даже ноги марать о такую мразь.
Мариша закашлялась и сплюнула кровь. Наверное, Теодорус перестарался, и сила удара разбила ей губы.
Вампир не был расстроен подобной оплошностью.
— Тео, пожалуйста, — несмотря на свое отвращение к сестре, его любимая, все равно жалела это ничтожество.
Он отступил. На время.
— Старуха, — немного отдышавшись, ответила Мариша. Скорее всего, она не рискнула замолчать, опасаясь смерти. — Она приходила несколько дней назад, хотела что-то выяснить. Но едва мы начали говорить — зашла мать. Она услышала, что это я продала Лилиану и вцепилась в ведьму, проклиная и меня, и ее. Старуха отбросила ее. Но падая, мать порвала ее тряпье, а потом, отлетела к стене, ударившись об угол двери. На шум прибежал отец и несколько старейшин, которые как раз были у нас. Ведьма исчезла. Я не знала, что сказать, и наврала им про вампира, который неожиданно напал. Сказала, что мать закрыла меня собой, — женщина говорила торопливо, сбиваясь. Частя. Стараясь рассказать все, что ей было известно. Наверное, заступничество сестры обнадежило ее, позволив поверить в то, что Древний пощадит Маришу.
Какое глупое и наивное заблуждение. Отсчет последних часов ее жизни уже пошел. Даже если сама Мариша не ощущала еще воздействие силы холодного гнева вампира.
— Мать умерла, так и не придя в сознание, я даже не обратила внимания на эту тряпку, которую она продолжала держать. Почему-то, ее не вынули, когда обмывали тело, наверное, уже началось окоченение, — она с трудом пожала плечами. — А потом на панихиде, старуха вернулась, очевидно, затерявшись в толпе, и сказала, что убьет меня, если я не верну ей этот клочок материи, — тяжело переведя дыхание, она замолкла на несколько мгновений.
В этот раз Тео не торопил Маришу. Он чувствовал, что она и так расскажет все, в глупой уверенности, что словами купит себе прощение.
Гораздо больше его волновало то опустошение, которое разрасталось внутри его Лилии от каждого слова ее жалкой сестры. Она все теснее прижималась к нему, будто уже не могла рассчитывать на свои возможности. Все, что он сейчас мог сделать, это подпитывать ее своей силой и поддержкой.
— Я так и не смогла незаметно достать этот кусок до захоронения, потому и решила вскрыть могилу, — наконец, закончила Мариша и тяжело опустилась головой на землю.
Древний довольно кивнул. Он знал, что девку охватывает бессилие и слабость. Скоро она почувствует непереносимую боль. Ей будет казаться, что кислота пожирает ее внутренности, растекаясь по каждому члену. Скоро. Но не раньше, чем он уведет Лилиану домой, чтобы холить и лелеять любимую.
Несколько мгновений Древний простоял в тишине, обнимая Лили, и думал над тем, что узнал. Что-то важное было в этом клочке материи. Что-то, что было необходимой древней помощнице Рохуса, о которой он знал лишь понаслышке. Пару раз тот упоминал об этой ведьме в присутствии Теодоруса. И если это было так важно…
Он наклонил голову, смотря на опустошенное выражение лица Лилии.
— Мы должны достать этот клочок, медовая, — как можно тише и нежнее прошептал он, почти в их сознании. Она задрожала, а округлившиеся льдисто-голубые глаза в слепом ужасе уставились на него. — Если та ведьма, что ищет тебя, настолько рисковала, что вернулась в дом, полный Карателей, чтобы его вернуть, он несет в себе какую-то угрозу для нее. А возможно, и для Рохуса, — Тео ощущал, насколько кощунственна для нее мысль разворошить могилу матери, заботившейся о Лили все эти годы. И потому, постарался прибегнуть к единственному аргументу, который мог смягчить необходимость подобного действия. — Подумай, драгоценная, ты же сама сказала, что тебя что-то тянуло сюда, — его губы нежно целовали ее виски и веки. — Возможно, дух твоей матери, через землю, призывал тебя, чтобы дать шанс переиграть врага, — Тео нежно провел ладонью по щеке любимой, стараясь согреть холодную кожу.
И тут же нахмурился, поняв, что ее необходимо накормить. Отвлекшись на все происходящее, Лилиана не обращала внимания на голод. Значит, Тео должен был позаботиться о своей Лилии. И это будет первым, что он сделает, едва доставит ее домой.
— Хорошо, — ответ был еще тише, чем его убеждения и, как будто не имея сил смириться с тем, что согласилось на такое, Лилиана прикусила губу кончиками клыков, а потом уткнулась ему в грудь лицом.
— Ты не будешь видеть ничего, медовая, я сделаю все сам, — он ласково, с благоговением погрузил свои пальцы в пряди ее шелковых волос, наслаждаясь касанием. Его голос растекся по коже Лили, словно вязкие капли золотистого меда. Согревая, убаюкивая ее, притупляя ощущение реальности и времени. — Спи, драгоценная, забудь обо всем, что тебя сейчас тревожит, мы позже подумаем над этим. Просто доверься мне…
Она не сопротивлялась. Могла бы, но лишь доверчиво прижалась к телу Древнего, перенеся весь свой вес на него. И покорно позволила погрузить свое сознание в глубокий сон.
Подхватив Лилиану одной рукой и крепко прижав любимую, Теодорус повернулся лицом к могиле.
Он не забыл о Карателях, которые покорными истуканами все еще стояли в нескольких метрах позади. Помнил о трусливой и жестокой сестре Лили, не имеющей сил подняться из грязи, в которую превратился снег от тепла, вырабатываемого ее телом. Но сейчас не это интересовало Древнего.
Протянув свободную руку ладонью вниз, параллельно земле, он наблюдал за тем, как та покорно расходилась, подчиняясь его темной силе. Это зрелище не взволновало его.
Гроб закопали глубоко, как еще одну предосторожность Карателей от возможной мести вампиров. Но глубина не имела значения.
Внимание Тео не приковала ни коричневая крышка гроба, которую он отбросил небрежным жестом кисти, ни то, что находилось под нею. Вид тлена и распада человеческого тела не мог обеспокоить тысячелетнего вампира, который слишком часто сам доводил людей до подобного состояния.
Однако в этот раз, он проявил уважение к покойной. Она была матерью той, что стала для него светом.
Потому, прикосновения силы Древнего были мягкими и плавными. Он бережно развел распухшие, посиневшие пальцы, молитвенно сложенные на груди. И как можно аккуратней извлек маленький, не больше трех на пять сантиметров, обрывок потертой серой ткани с темной подкладкой.
