Избранная и беглец - Штерн Оливия

Марсия затравленным зверьком посмотрела на брата, но тот лишь кивнул молча. Айрис почувствовала несмелое прикосновение, бинты были мягкими и приятными наощупь. Закрыла глаза. Повторила про себя тот самый диагноз, и словно щелкнуло что-то внутри, по телу прокатилась горячая волна. Айрис мгновенно вспотела, летный костюм стал хоть выжимай. Но при этом механизм исправления генома запустился, появилось ощущение, как неправильно собранный пазл сминается, смешивается в пеструю кучу — и тут же из мельчайших частиц выстраивается нечто новое, красивое и правильное.

— Виран, — прошептала Марсия, — что это?

Айрис закрыла глаза. Нет, ей больше не нужно было думать о лечении, триггеры сработали подобающе, и процесс шел уже без ее участия — при этом, правда, подъедая ее собственную энергию. Голова начала кружиться.

— Тихо, — хрипло проговорил Виран, — молчи.

Все еще держа Марсию за руку, Айрис ощутила, как один за другим прекращают работать наногенераторы в ее теле. Каждый из них выполнил возложенную на него часть работы, а это значило, что с девушкой теперь будет все хорошо.

Она разжала пальцы, отпуская Марсию, хотела подняться на ноги, но пошатнулась, и была тут же подхвачена Талом. Где-то сзади недовольно хмыкнул криссанин, и Микаэл сказал очередное «агу-гу».

— Вам плохо? — Тал вглядывался в ее лицо. — Что случилось?

Айрис нахмурилась и высвободилась из его рук.

— Мне надо что-нибудь съесть, чтобы возместить затраченную энергию. Или выпить сладкого.

— А… Марсия?

— Она поправится. Теперь должна… Но если, — тут Айрис строго посмотрела на него, — все это будет продолжаться, тогда вы привезете ее на Эрфест. Я приму вас и сделаю все, чтобы моя часть сделки была выполнена. А теперь, доктор Тал, выполните свою.

— Я ничего не понимаю, — вдруг сказал Марсия, — кто вы? Что вы со мной сделали? И почему я должна поправиться, если раньше это было невозможно?

— Это высшая Эрфеста, — устало пояснил Виран. — Я обменял твою жизнь на жизнь другого человека.

Айрис посмотрела на девушку. Та выглядела потрясенной. Даже не счастливой еще, она не могла принять происшедшее — да и невозможно так сразу поверить, особенно когда всю твою жизнь тебе твердят о том, что болезнь неизлечима.

— Это так? — одними губами произнесла она, глядя на Айрис.

Карие глаза широко распахнулись, и в тот миг она была прекрасна — несмотря на жуткие бугры шрамов, на раны, где кожа рвалась, как бумага. И отчего-то Айрис испытала легкий укол стыда. Она-то извелась со своим горем, а ведь есть люди, которым куда как хуже, намного хуже, и ведь живут, даже без надежды…

— Я все исправила, — сухо сказала она, — все заживет, и ты будешь здорова… Будешь жить нормально, как и положено молодой девушке.

Потом посмотрела на Тала. Они так и стояли на коленях перед белоснежной кроватью.

— Помогите мне подняться. Теперь ваша очередь, доктор Тал.

Медкапсулу Виран Тал держал в подвале собственного дома. Нового дома, который купил сразу же после того, как исчез из поля зрения Делайна. Они так и спустились туда вчетвером — Тал, Айрис, Ли-Халло и малыш Микаэл, которого укачало во время полета, и он попросту уснул на крепких руках криссанина.

Медкапсула была большой и новой, гладкой, ни единой царапинки, и когда Айрис увидела сквозь прозрачный пластик спокойное лицо Оллина, внутри словно все оборвалось. Спотыкаясь на ходу, она бросилась вперед, почти повисла на капсуле, которая парила над полом на ангравах.

— Оллин… Олли-и-и-и-ин…

Так хотелось прикоснуться к нему. Почувствовать. Впитать тепло. Или, наоборот, обернуть его в тепло свое собственное. И к ларху видеозапись… Но не забыть ее, она теперь как вечный укор глупости Айрис Ленне.

Оллин спал, погруженный в нейросон, и Айрис видела, как чуть заметно приподнимается и опадает грудь под белой простыней, как трепещут веки и по лицу то и дело проскальзывает выражение тихой радости.

— Забирайте. — Виран устало махнул рукой. — Все по-честному.

— Лайон вас не будет преследовать?

Сама не знала, зачем спрашивает. Ей-то должно быть все равно, свою часть сделки она выполнила.

— А с чего бы? Он меня не узнал. И сам отдал мне тело уже после того, как была засвидетельствована смерть.

— Хорошо.

Она с трудом заставила себя оторваться от мед капсулы. У них с Оллином, ларх возьми, будет еще много времени друг для друга. Сейчас надо просто увезти его с этой дрянной планеты, а потом заставить забыть о том, что произошло на Рамелии. Забыть, как страшный сон.

Виран Тал кивнул, словно читая ее мысли.

— Давайте загрузим капсулу в мой аэромобиль и отвезем в космопорт.

Впрочем, он сделал все сам, потому что руки у Айрис тряслись, а Ли-Халло держал спящего малыша.

Все время полета Айрис просидела на полу рядом с капсулой, и все смотрела, ласкала взглядом ставшее таким родным лицо.

Ей очень хотелось убрать крышку, чтобы взять его за руку. Но нельзя. Откроешь капсулу, и сон прервется, и непонятно, как себя будет чувствовать Оллин. Сперва нужно убраться с Рамелии, чтобы уже никто не мешал.

Она с трудом сообразила, когда Тал посадил аэромобиль рядом с их кораблем. Он что-то говорил ей, кажется, благодарил за сестру, но Айрис неотрывно смотрела на спящего Оллина. Ей было больно, но это была сладкая боль, предвещающая полное выздоровление.

Потом, уже на корабле, она сидела в кресле второго пилота, прижимая к себе Мику. Тот гукал, пускал слюни и мусолил бублик, выданный Ли-Халло. И внезапно Айрис поняла, что счастлива, как никогда раньше, что в душе распускаются дивные цветы и даже пространство корабля полнится их свежим терпким ароматом. За спиной словно отрастали крылья, и хотелось лететь в синее небо, кружась как перышко, и петь. Петь так, как никогда не умела, лучше, чем птицы… Нестись навстречу восходящему солнцу, слышать шепот ветра. И оказаться так близко к Оллину, как это вообще возможно, стать с ним единым целым. Навсегда.

Между гиперпрыжками она все-таки не утерпела. Да, эгоистично, но она ведь все объяснит. Просто хотелось взять за руку. Поцеловать. Сказать, как истосковалась, как ждала, как казнила себя за ту глупость.

Айрис сдвинула в сторону крышку капсулы, и нейровоздействие сразу прекратилось. Веки Оллина вздрогнули, ресницы затрепетали. Он открыл глаза и непонимающе уставился на Айрис.

Она вытерла скользнувшую по щеке слезинку и улыбнулась. Руки дрожали. Она вся тряслась, казалось, свалится сейчас на пол, словно мешок картошки. И голос казался чужим, осипшим, совершенно обессиленным.

— Привет. Я… забрала тебя. Потерпи немного, ты скоро будешь здоров. — Всхлипнув, она нежно провела пальцами по его щеке, заросшей жесткой щетиной, коснулась подушечкой пальца губ.

Словно электрический разряд по телу. Кончики пальцев колет, его хочется касаться еще.

— Оллин, я так мечтала увидеть тебя. Я хотела умереть, когда получила ту куклу и поняла, что с тобой случилась беда. Впрочем, уже не важно. Ты жив, это самое главное. И скоро станешь прежним.

Ей хотелось прижаться щекой к его груди и просто выплакаться, чтобы выгнать ту страшную холодную боль, которую испытывала все эти дни.

— Оллин, — прошептала она, — я тебя люблю. Теперь я точно знаю, что все у нас было по-настоящему. Прости.

Его взгляд сделался осмысленным, ноздри хищно раздулись, словно Оллин принюхивался, и Айрис едва не крикнула: «Да я это, я, неужели не узнаешь?»

Потом она увидела, как в серо-зеленых глазах блеснула радость. Яркая, словно падающая звезда.

Сверкнула и погасла.

А взгляд налился обжигающим холодом, почти ненавистью. И Оллин, тихо вздохнув, снова закрыл глаза.

Глава 17

ДЕВА И ДРАКОН

Умирать было легко. Ему привиделась Айрис, нежная и хрупкая, словно бабочка, у которой крылышки тоньше папиросной бумаги и которая даже летать толком не умеет, лишь порхает, когда ее подбрасывают ладони ветра. Айрис улыбалась, говорила что-то, ее голос ласкал слух, и было невыразимо приятно от этого обмана, от иллюзии того, что она рядом, что не бросила, не улетела на Эрфест. А даже если и улетела? Не все ли равно? Он ведь любит ее. Очень любит. Не потому что аватар, не потому что пара, а просто потому, что когда-то встретил испуганную девчонку в лесу и сразу утонул в ее бездонных глазах. Такое ведь бывает не только с аватарами, а с самыми обычными людьми. Вот так, увидел — и почувствовал, что она твоя, и никто больше не нужен, и это будет с ним уже навсегда, независимо от того, где и с кем Айрис… А потом наступило ничто, клацнуло стальными челюстями, отрезая от всего, что дорого. И буквально через несколько мгновений страшные челюсти разжались, и вновь рядом была она, гладила по руке, говорила ничего не значащие, но такие милые пустяки. Оллин все пытался спросить, почему она уехала, даже не дав ему шанса оправдаться, почему так легко поверила записи и совсем не верила ему. Но Айрис как будто не слышала вопросов, мягко улыбалась, и ее светлые волосы отливали перламутром в солнечном свете.