Муж-озеро (СИ) - Андрианова Ирина Александровна "iandri"

Он напрягся, словно ему было физически трудно перебирать ярлычки в погребе, и медленно произнес, доставая цифры по одной:

- Восемь... три девятки… пять… три… семь…

Последние цифры телефон услужливо вписал сам, не дожидаясь, пока хозяин их вытащит: этот номер он хорошо знал. Во время ожидания ответа Танюша пристроила телефон Иону под ухо. Начальник не сразу, но взял трубку. Танюша не знала даже, какую должность занимает этот Юрь Альбертыч – хозяин, директор или вездесущий прораб – но для Иона он точно был самым главным, потому что выдавал ему зарплату, завернутую в клетчатый листок, вырванный из школьной тетради. В щель между телефоном и ионовым ухом вырвался низкий сиплый голос. Интонации были недовольные – должно быть, он выяснял, почему Ион не пришел на работу. Услышав слабый лепет подчиненного, трубка помолчала – голос Иона говорил сам за себя – а затем, отрывисто буркнув еще несколько слов, нажал на отбой. Ион облегченно вздохнул и отвел от лица трубку.

- Слава Богу, все хорошо. Сегодня можно не приходить…

Короткий разговор забрал у него столько сил, что он несколько минут лежал неподвижно, тяжело дыша и закрыв глаза. Танюша лежала рядом, не шевелясь, боясь движением или даже глубоким дыханием потревожить его. Все было так же, как когда-то в походе, в первую ночь. Но тогда она безумно боялась, что сделает что-то не так и тем не понравится ему. Теперь она была рядом с любимым и близким Ионом, и больше не нужно было бояться, что что-то пойдет не так. Но почему тогда он истекает потом, почему ему так плохо? Ведь если мечта сбылась, то должно быть только хорошо. Отчего же теперь ей так больно и страшно?

- Ионушка… Может, вызовем врача? Узнаем, что с тобой, а?

Ион открыл глаза. После неподвижности ему становилось легче. Он даже поднял руку, подполз ею к танюшиному плечу и слабо погладил.

- Нет, что ты. Зачем… Простуда обычная. У меня уже бывало так… К вечеру лучше станет.

- Ионушка! – Танюшу осенило. – Надо же температуру смерить!

И, мучимая раскаянием за то, что сразу не произвела этого необходимого ритуала по уходу за больным, она вскочила и побежала к тумбочке, где хранилась аптечка. Градусник был вставлен под мышку Иону и старательно прижат его плечом, которое, в свою очередь, было подперто Танюшей. Она выждала, сколько положено, и даже больше; Ион успел заснуть и пробудился оттого, что Танюша попыталась незаметно достать градусник. Но научный метод результата не дал. Ртуть поднялась лишь до отметки 36 и 4. Как не пыталась Танюша поднять ее повыше, снова засовывая стеклянную палочку Иону под плечо, серебристый столбик упорно оставался на месте. Повышенная температура означала бы определенность ситуации: да, солнышко заболело, это плохо, но зато понятно чем, и, соответственно, понятно, что Танюше следует делать. Даже 39 и 5 градусов казались ей сейчас лучше, чем эта загадочная неизвестность, воплощенная в холодном теле и льющимся через край поте. Мать по телефону сразу заявила, что беспокоиться не о чем: «Это пониженное давление. У некоторых бывает – при простуде температура не повышается, а понижается. Обычное дело».

- А почему он так потеет? – c робкой надеждой спросила Танюша.

- Дык он всегда у тебя потеет, как лошадь. Ты на его голову посмотри – не успеет помыть, как уже волосы грязные. Фу, даже противно. Непонятно даже, откуда столько пота берется – тела-то почти нет, худющий, как жердь.

- Как бы он тебя не заразил, - продолжала мать. – Прививки вы не делаете, а шляется он у себя на стройке с кем попало.

Впрочем, она посоветовала уйму всяких лекарственных наименований; Танюша все это аккуратно записала, собираясь тут же, как Солнышко заснет, бежать в аптеку. В лекарствах она особенно не разбиралась и всегда принимала то, что говорила мать. В списке было что-то противовирусное, имунноукрепляющее и даже один сильный антибиотик. На всякий случай.

- А кашель-то у него есть? Сопли, все такое?

- Нет, ничего нет. Только пот, холод и слабость.

- Странно, что кашля нет. Он же курит у тебя, как паровоз. У таких должен быть.

- Сейчас не курит.

- Сейчас понятное дело. Но вообще-то он свое здоровье поистаскал, это точно. И рюкзаки, и сигареты, и стройка эта…

- Ага, мама, спасибо огромное! Побегу в аптеку. Вроде он заснул.

«Повесила себе на шею гастарбайтера, - с досадой думала мать, повесив трубку. – Так он хотя бы зарабатывал, а теперь и вовсе бревном ляжет, еще корми его. Хотя чего он зарабатывал? Слезы одни. Всю жизнь разнорабочим. Не умеет ничего, и не хочет учиться. А зачем, собственно? Нашел себе одинокую старую дуру, и сел ей на содержание. Хоть бы ребенка ей сделал, и то была бы польза. А то «мы так этого хотим, очень ждем, очень верим» - ага, небось наплел ей с три короба. А сам и по этой части больной. …Ладно, сама все это заварила, пусть сама и расхлебывает».

Танюша прилежно скормила Иону таблетки из всех упаковок. Хотя симптомов гриппа не было, заставила выпить шипучий стакан антигриппина.

- И хоть яблочко съешь. Ты ж ничего не ел со вчерашнего дня.

- Я уже таблетками наелся, - пытался пошутить Ион.

После интенсивной терапии на впалых щеках появился легкий румянец – правда, скорее лихорадочный – и больной немного оживился.

- Я же говорил тебе, что к вечеру получшеет, - шепотом говорил он. – Завтра точно на работу пойду.

- Я тебе пойду! – строго хмурила брови Танюша, хотя в душе радовалась. – В таком состоянии тебе нужно лежать не меньше трех дней. А потом еще два дня сидеть и пить антибиотики…

- А потом еще два дня стоять, и только потом ходить.

- Вот тебе!

Она шутливо ткнула его в лоб подушечкой пальца, но сразу одернула руку, потому что Ион, несмотря на слабость прикосновения, болезненно прикрыл глаза. Тогда она наклонилась и прижалась губами к мокрой коже. Кожа была холодна; лишь где-то внутри слабо пульсировала жилка. Весь день Танюша боролась с этим ужасным потом, как могла: обтирала тело Иона влажными полотенцами, меняла его белье и постель. Но проходил час, и свежая футболка становилась мокрой, как половая тряпка, а на простыне отпечатывался силуэт лежащего тела. Диван под простыней тоже отсырел, и на свежей простыне проступала влага, стоило Иону переползти на нее. Танюша сидела и думала, как с этим быть. Идея, которая пришла ей в голову, выглядела унизительно для больного, потому что ассоциировалась с немощной старостью. Но Ион помог ей, первым высказав эту мысль.

- Танюш, а ты подстели вниз тент от палатки… Чтоб я на диван не протекал…

Так она и сделала. Вытянула из тугой капроновой торбочки, где лежала свернутая палатка, прорезиненный тент, укрыла им диван вместе с подушкой, а сверху постелила простыню. Помогла улечься Иону – во время перестилания он сидел, скорчившись, в кресле.

- Знаешь, что… Давай я лучше голый полежу. А то чего лишние тряпки переводить, - сказал он, увидев, что Танюша несет новые футболку и трусы. – Меньше тряпок – меньше намочу… - Он с трудом улыбнулся. – Хе-хе, я и в детстве так не писался, как сейчас.

- Перестань, Ионушка. Ну что ты говоришь!

Однако она послушалась, отложила белье в сторонку и укрыла его еще одной простыней. Ион вытащил руки и положил их поверх – худые, тонкие руки с маленькими бугорками мышц и набрякшими шнурами вен. Это казалось невероятным, но за ночь он заметно похудел. Острее обозначились линии ключицы, сильнее выдавался кадык на шее, глубже запали щеки. И все это блестело и сверкало капельками воды, как будто Ион только что вылез из озера после купания.

- Ионушка, мне страшно, - против воли вырвалось у Танюши.

- Ты что? Чего тебе страшно? – Ион растянул губы в улыбке, и ей опять показалась, что морщин на истончившейся коже стало больше.

- Мне страшно за тебя… - голос ее дрогнул, как у маленького ребенка, собирающегося заплакать.

- Ну, ты даешь. Да мне наоборот лучше. Я, можно сказать, наслаждаюсь, что в кои-то веки удалось в постели поваляться… Ей-богу, вот бы еще так посимулировать!