Мария Сакрытина - Я клянусь тебе в вечной верности
Зачем, бездна забери, зачем вот так? Неужели он не мог вызвать короля Валентина на поединок? Да, присяга, но я же теперь знаю, чего стоит их присяга! Если ненавидел, зачем выжидал, зачем лгал мне, как он мог в лицо мне смотреть, и…
Неважно. Сейчас это уже совершенно не важно. И мой друг, и мой король в могиле. Один я невесть почему жив.
– Прости, – шепнул я, и в тишине склепа слово громыхнуло и умерло, потерявшись среди покойников.
А я краем глаза увидел на плите неподалёку от Рэя юношу, похожего на моего друга как две капли, как… как брат. Так вот он, значит, Алэр. Интересно, Рэй говорил, что он умер, когда мы учились в школе. А посмотришь – как живой. Точно спит. И цветов у него больше, и странные какие – розы. Мужчине – розы. Неужели Мадлен распорядилась? Розы, да ещё и красные – оскорбление мёртвых. А Мадлен, кажется, любила старшего брата – это Рэй мне рассказывал…
– Почему оскорбление? – прошелестел ломкий голос за моим плечом.
Я резко обернулся – Элиза… Чародейке самое место среди мёртвых. Явилась, стервятница…
– Почему оскорбление? – повторила Элиза, поднимая одну из роз. – Нельзя приносить алые розы на похороны?
Я заставил себя успокоиться. Она южанка, у нас с её «господином» переговоры. Держать, держать себя в руках, мой гнев может стоить кому-то жизни…
– Только если умерший не был возлюбленным.
– Тогда всё в порядке, – отозвалась чародейка. И шепнула: – А чёрный – знак траура по умершим… да?
– Да, – повторил я, не очень понимая, к чему она клонит.
Элиза глянула на свою ярко-синюю накидку, потом на мой чёрный камзол и хрипло пробормотала:
– Я забыла!
– Леди, вам не кажется, что лучше погулять по саду, – как можно вежливей перебил я. – Герцогиня и так вам не рада, не дай боги, увидит вас в родовом склепе… Решит, что вам здесь не место. Оскорбится…
– Мне здесь самое место, – вскинула голову Элиза. Ярко-синие глаза в упор глянули на меня. Прищурились. – А ты всё-таки его убил, – пропела она вдруг, подходя к Рэю. – Бедный, бедный мальчик. А ведь я советовала ему быть осторожнее. И подумать о том, что предавать друзей нехорошо.
– Замолчи, – выдохнул я, сжимая кулаки.
Элиза изогнула бровь и сладко улыбнулась.
– Ну что вы, рыцарь. Вы поступили достойно. Вы отомстили за своего короля. Как велел вам долг…
Моя рука схватилась за меч сама, я тогда даже не думал. Я люто, безумно её ненавидел, я желал стереть её в порошок, чтобы не видеть, не слушать, не знать, забыть…
– Это ты, ты убила короля Валентина, дрянь!..
Элиза продолжала улыбаться, и я мечтал стереть эту улыбку с её кукольного личика. Мечтал с той же страстью, с какой когда-то желал её любви.
Чародейка усмехнулась.
– Да. Я мстила. И твой, – она кивнула на Рэя, – друг тоже мстил. Я просто успела раньше. А знаешь, Ланс, я же прокляла его. Валентина. Он три года жил, зная, что умрёт у моих ног. Ну-ну, рыцарь, погоди вырывать мне сердце. Хочешь, знаю. Оставь меч в покое и послушай. Я прокляла одного твоего короля. Как думаешь, что мешает мне сделать это снова. Ты? – она усмехнулась мне в лицо. – Нет. Маленький Валерий – несчастный мальчик. Он так похож на Валентина – я готова возненавидеть его за одно это сходство. А вообще, зачем мне ненавидеть? Я же меч. Разве оружие ненавидит? Я могу убить просто… быстро… сейчас…
– Прекрати, – выдохнул я, не отрываясь от её глаз. Так близко…
– А почему бы и нет? Мой принц приказал мне не трогать тебя. Про твоего короля он не обмолвился ни словом. Целитель далеко. Кто меня остановит?
– Элиза, – слова давались с трудом. – Не нужно.
Чародейка каркающе рассмеялась.
– А почему бы и нет? А, Ланс? Подумай, может, и тебя на трон возведут. Что тебе этот мальчишка, Валерий? Мне его даже жаль, бедный мальчик, игрушка. Ему и впрямь лучше умереть и не мучиться. Он умрёт, разразится гражданская война, и Овидстан легко возьмёт Мальтию. И всего лишь жизнь какого-то мальчика! Один мой жест, – она подняла руку, – и… всё.
– Элиза… по… жалуйста, – чародейка ожидающе смотрела на меня, не опуская руку. Я ненавидел её люто… и знал, что она права. Во всём. И видел, что она ждёт чего-то – за Валерия я готов был отдать ей всё, даже броситься на меч. Моя присяга значила для меня всё. – Не надо. Умоляю, не делай этого. Чего ты хочешь?
– Умоляешь? – улыбнулась чародейка. – Разве так умоляют? На колени, – кивнула она, указывая взглядом на пол. – Умоляй меня, рыцарь.
Медленно, не сводя с неё взгляда, я опустился на колени. Всё, что угодно, всё. Всё.
– Элиза, прошу тебя. Он ещё ребёнок. Он не… он невинен…
– А я тоже была ребёнком! – закричала вдруг Элиза. – Я тоже была невинна, когда он забрал меня! Чем я-то заслужила?! – и, отвернувшись, закрыла лицо дрожащими руками. – Что бы я ни сделала, даже если бы ползала перед тобой на коленях, даже если бы умерла, как этот, – дрожащий палец указал на Рэя, – ты бы никогда не сказал мне «прости», ты бы меня и добрым словом не помянул! Я чудовище для тебя, и что бы я ни сделала, я им буду! Так, может, мне стоит действительно им стать, если всё равно ничего не изменится?.. Встаньте, де Креси. И валите в бездну вместе с вашим королём.
– В бездне место тебе, – раздался голос от двери. Мадлен, подняв голову, шла между рядами родственников-предков, снова глядя только на Элизу. – Ты убила Алэра, будь ты…
– Я уже проклята, – улыбнулась чародейка. – Ужаснее, чем ты можешь себе представить, Мадлен.
– Как ты посмела прийти сюда? – выдохнула герцогиня де Найя, останавливаясь рядом с Элизой. – Ты убила моего брата…
– Он тоже, – усмехнулась Элиза, указывая на меня. – Его ты пустила. Чем ты недовольна, женщина? Я вернула тебе тело. Я отомстила.
– Ты издевалась над моим братом. Что ты заставила его делать перед смертью? – выпалила вдруг Мадлен. – Расскажи.
Элиза вздрогнула.
– Я? – вернув маску спокойствия, отмахнулась чародейка, отодвигая Мадлен и медленно отступая к двери. – Я – ничего. Король Валентин дал ему яд, приказав выпить или до моего приезда, или у меня на глазах. Когда я вернулась, он умирал в агонии. Я остановила ему сердце и прокляла его убийцу, – сказала она уже у выхода. И, повернувшись, бросила: – Да, Ланс. Это тот самый король, которого ты так любил.
* * *(Из записок Элизы Северянки)
Заку нравилось, когда люди падают перед ним на колени. Особенно сильные мира сего. А Ланс стал сильным – глупый, грубый рыцарь. Благодаря своему опекуну или ещё чему, но стал. Амир как-то сказал, что уважает его и считает исключительно одарённым человеком – это Ланса-то! Глупый, несдержанный грубиян, идущий на поводу своих желаний. Я только понять не могла, почему меня к нему так тянет? Честный – да, ему просто ума лгать не хватает! Он не в состоянии даже понять, что, если он будет любезен со мной, я его… я ему… Я бы ему весь мир подарила!
