Далия Трускиновская - Единственные

– Не бойся, – успокоил женский голос. – Это ненадолго, это так – чтобы тебе пожить немножко на грани, пока тело будет справляться с бедой.

– Ульяша? – удивилась Варвара Павловна, потому что голос был – как у давней подружки.

Но это оказалась молодая женщина, тоже в чем-то длинном, светлом, похожая на Ульяшу – но лишь чуть-чуть.

– Я вот что хочу тебе сказать, милая. Уж тебе-то бояться не надо. Ничего ты в себе не убила, не задавила, не засушила, а все, что было получено, – почти все раздала. Ты просто знай это, понимаешь, просто – знай…

– Что я раздала?

– А вот, смотри…

Из-за малинника вышла семья – Гена с женой, Леша с женой, пятеро внуков. Варвара Павловна улыбнулась им – чтобы их успокоить. А рядом она увидела стайку своих юных подружек, двадцатилетних связисточек, – Тасю, Лельку, Нюру, Ульяшу, Нинку, Юльку. И ожило в душе – как же они, вся их компания, друг дружку любили, как друг дружку на свидания собирали, как раненую Лельку в госпиталь несли, как плакала у Вари на плече Нинка, когда убили ее Костю.

Девушки расступились – появился молодой и красивый Пашка, без каски, русый чуб волной по лбу – влево, белозубая улыбка – война пощадила эти жемчужные зубы. Синеглазый Пашка. Комбат Павел Прохоров, Герой Советского Союза – посмертно…

Кто ж тебя не любил, Пашка? Невзирая ни на что – любили. Всем снился, всем… А с кем целовался в перелеске – до сих пор тайна.

И муж, Иван Семенович, тоже помолодевший, пришел. И улыбнулся. Вот сейчас посмотреть – молодой же был, сорок два для мужчины – не возраст. А тогда казалось, батюшки, вот дурища, полюбила старика… Да, и полюбила, и женой стала, и мальчишек ему родила…

Вдруг до Варвары Павловны дошло – неспроста ей все это показывают.

– Так я что же – туда? К Пашке? К Ванюше? – растерянно спросила она. – Ну, конечно, годы уж такие… да только…

– Не бойся, милая, рано тебе. У тебя еще дела остались, – сказала женщина. – Видишь?

И Варваре Павловне показали девушку, круглолицую, курносенькую, с рыжими кудряшками, которые делали ее личико еще шире.

– Она скоро к тебе придет. Беда у нее. Отогреть надо, ты умеешь. У тебя еще немного тепла осталось, истрать все. Ну, возвращайся.

И она вернулась.

Наутро она позвонила Анне Ильиничне – узнать, как та себя чувствует. После такой ночи поневоле начнешь понимать тех, кого врачи вытащили с того света.

– Плохо мне, – ответила Анна Ильинична. – Лидка, дуреха моя, деньги неизвестно на что тратит. Я вчера мусорное ведро перебирала – ой, божечки мои, сухой хлеб целыми горбушками выброшен, картошку чистит – шкура в палец толщиной. Не понимает, что Ксюшеньке новую курточку нужно. Она техникум закончит, на работу возьмут – как же в старой куртке? Одна она у нас – и то нарядить не можем, вот так-то, а ее замуж выдавать…

Потом Варвара Павловна включила домашний компьютер. Обращаться с техникой пришлось научиться поневоле – нет больше гранок, нет горячих строчек в руках у выпускающего, профессия «линотипист» приказала долго жить, последний линотип сдали в городской краеведческий музей. Она вытащила на экран портреты всех пяти внуков и долго на них смотрела – картинок было больше сотни.

В это самое время Регина смотрела на портрет сына. Она летела в Турцию отбирать товар, а несколько фотографий было у нее в портмоне. Мальчишка рос таким красавцем, что вся семья изумлялась. Дядя Лева, на старости лет заинтересовавшийся религией, заказывал молебны о здоровье родственника. Дядя Алик и того почище выдумал – поскольку денег появилось много, он нанял Артурчику телохранителя. Из-за этого телохранителя, здоровенного дядьки, дома было целое заседание семейного совета. С одной стороны, Артурчик плакал и умолял, чтобы дядьку куда-нибудь убрали, – над ним весь класс потешался. С другой – дядя Лева большие дела делает и имеет врагов, так лучше юного родственника обезопасить, мало ли что, похитят и выкуп потребуют, такие случаи бывали. Решили: перевести Артурчика в другую школу, в новоявленную гимназию, где у входа сидели охранники, а телохранителя назначить шофером, чтобы он возил на уроки и обратно золотого мальчика.

В гимназии была особая программа – детей довольно серьезно учили музыке. Артурчику эта наука не давалась, встал вопрос о репетиторе. Регина к тому времени обставила квартиру так, что Букингемский дворец рухнул бы от зависти. Пускать туда кого попало она не хотела, знакомств в городском музыкальном мире не имела, возить сына на уроки неизвестно к кому тоже казалось как-то неправильно. Глядя на его точеное лицо, Регина как раз думала, что, вернувшись, будет решать эту проблему, и вдруг сообразила: у Лидки же дочка заканчивает музыкальный техникум! Ксюша, можно сказать, свой человек, про нее все известно, для нее приработок – не лишний. И Артурчику для того, чтобы выучить с ним какой-нибудь этюд, вовсе не нужен профессор консерватории. Опять же, доброе дело – сколько лет с этой Лидкой вместе отпахали, глаза портили! И Ксюшу Регина знала с детства…

Решение было принято.

Узнав, что появился ученик, Ксюша не обрадовалась – ясно же было, что бабка с матерью отберут весь заработок. Но и не слишком огорчилась – лучше сидеть в гостях, чем дома при бабке. Анна Ильинична после инсульта говорила когда как – случалось, и вовсе невнятно, однако желала командовать дочерью и внучкой. Ксюше очень хотелось собрать подаренные ею одежки, принести в ее комнату и шмякнуть на пол. Но она не могла – способности к сопротивлению у нее не осталось.

Регина приняла Ксюшу со всей возможной нежностью и лаской, для начала подарила ей сумочку. Это делалось, чтобы чуточку позлить Лиду: вот, мол, как высоко я взлетела, для меня такая сумочка – тьфу! Артурчик сперва смотрел на репетиторшу косо – он не хотел тратить лишнее время на обязательное фортепиано. Потом они поладили – как могут поладить два ребенка, над каждым из которых – тяжкий пресс материнской любви, и целую зиму преспокойно музицировали – пока в гимназии не решили отказаться от странного предмета.

Ксюша и в двадцать один, и в двадцать два года оставалась ребенком, это очень устраивало Лиду и Анну Ильиничну. Однако подружки по техникуму все стали женщинами еще в школе, чуть ли не под партой, и Ксюша переживала из-за своего затянувшегося детства и девства. Особенно печально ей делалось, когда она читала газету «Секс-шанс». Это издание Лида приносила домой ради Анны Ильиничны – та очень любила читать объявления и вслух критиковать разврат.

Ксюша втихомолку списала себе в блокнотик несколько объявлений, но откликнуться не решалась. Ей делалось жутко при мысли, что мать и бабка узнают про эти шалости. Но что-то же следовало предпринять, чтобы в век полной свободы нравов не остаться старой девой!