Зверь-из-Ущелья. Книга 2 - Соня Марей
Что чувствовал отец, отдавая людям этот приказ?
– Я л-лорд… – прохрипел он, цепляясь из последних сил. – ...я заботился… о Лестре!
Я невесело улыбнулся.
– Вы всегда думали лишь о себе. Прощайте, отец.
Наши взгляды встретились в последний раз. В его – ненависть, страх и ни капли раскаяния. Он умрёт, считая себя правым. На мгновение в душе шевельнулись ядовитые щупальца жалости, но я сразу раздавил их.
Пальцы разжались, и лорд с широко распахнутыми глазами полетел вниз – в бездну. Алое сияние поглотило его жадностью голодного зверя.
Всё кончено.
Меня обдало жаром, а потом ветер бросил в лицо пригоршню колких снежинок. Я поднялся, опираясь на меч. Ноги не хотели слушаться.
Отец сам выбрал свой путь, как и я свой.
Несколько тягучих мгновений висела мёртвая тишина, а потом землю тряхнуло – раз, другой. В недрах завыло, зарокотало, за спиной послышались звуки камнепада.
В первые мгновения я не хотел шевелиться. Да и пусть меня погребёт под обломками скал – разве плохо уснуть здесь, в окружении суровых молчаливых гор? Забвение избавит от боли.
Но проклятое тело было со мной несогласно, действовало на рефлексах, стремясь уйти от опасности. Внутреннее чувство понесло туда, где из-за острого мыса, усыпанного каменными маками, вынырнула толпа искателей. Они отпрянули назад, будто натолкнувшись на преграду, а потом кто-то закричал:
– Лестриец!
– Ещё один!
– Бей его!..
Глаза горели жаждой мести, в эти страшные моменты они забыли свою мирную природу. Выбежали, как дикие звери из нор, готовые грызть глотки захватчикам.
Всем своим естеством я чувствовал боль, страх и гнев, пропитавшие камни, снег и даже воздух. Что же ты, Матерь Гор, так плохо присматривала за своими детьми? Почему позволила этому случиться? Или тебе, как и остальным богам, на всё плевать, лишь бы были регулярные подношения в виде осколков душ, чужих эмоций, чтобы почувствовать себя живой и нужной этому миру?
Для этого прибрала и Рамону вместе с нашим нерождённым ребёнком?
Горечь, заполнившая меня до краёв, осела на языке. Внутри всё было изорвано в клочья, сердце истекало кровью, а душа умерла в тот миг, когда я выпустил руку Моны.
Искатели, хмурясь, медленно приближались ко мне. Их было много больше, но даже сейчас они не решались сделать последний бросок. Руки сжимали ножи, топоры, кузнечные молотки и короткие широкие мечи.
Железо, сталь – я чувствовал их звонкую песнь. Она подчиняла и заволакивала разум, сплеталась с дыханием. В моих жилах тёк расплавленный металл.
Переложив меч в левую руку, я вытянул правую вперёд и сжал пальцы в кулак.
Лезвия, наставленные на меня, стали гнуться, будто были сделаны из мягкого воска. Они искажались, сворачивались спиралями, а потом осыпались металлической стружкой, которую тут же подхватывал ветер.
Всё было в точности так, как в моих мыслях. Моё желание обрело плоть.
Как сквозь толщу воды я слышал изумлённое бормотание и выкрики. Искатели бросали ставшие ненужными рукояти и потихоньку пятились назад. Остался стоять на место только один – двоюродный брат Рамоны, Орвин. Я узнал его.
– Зверь-из-Ущелья? Это ты? – спросил юноша, неверяще изогнув брови. В пальцах он стискивал ставшую ненужной деревянную рукоять.
Наверное, я действительно паршиво выглядел, если мальчишка не узнал меня сразу. Ходячий труп, из которого вынули душу. Но уйти я не мог.
Пока не мог.
– Так ты и есть… – он многозначительно понизил голос. – ...ну, тот самый? В тебе есть наша кровь, ты подчинил себе металл.
Ответить на вопрос я не успел. Нас всех подбросило от тяжёлой гулкой вибрации, прокатившейся под ногами, и расщелина, зияющая впереди, стала расти. Камни сыпались вниз с оглушающим грохотом, а потом внезапно воцарилась тишина.
– Матерь Гор гневается на нас! – завопил искатель, похожий на старого упитанного медведя. Он бухнулся на колени и ткнулся лбом в землю. – Спаси и помоги, Матерь! Не оставь сынов своих…
Сын гор бубнил слова молитвы, остальные либо продолжали стоять в ступоре, либо медленно пятились.
Но бежать им было некуда.
Мы все оказались отрезаны от всего мира сетью глубоких трещин.
Отшвырнув бесполезную рукоять, Орвин поправил шапку и медленно двинулся ко мне.
– Где Рамона, Зверь? – тёмные глаза светились неподдельным беспокойством. Он больше волновался за сестру, чем за самого себя. – Она в порядке?
Спросил, а сам уже знал, ощущал родовым чутьём, что всё не так.
– Она здесь, – я закашлялся и припал на одно колено. Больше не слушал, что там бормочет мальчишка.
Думал только о Моне.
Она не хотела этой вражды. Она хотела мира.
И я искренне, от всей души захотел помочь её воле исполниться. Сердце сжималось от боли, напоминая, что я ещё жив. Клинок снова вонзился в землю, чиркая остриём о мелкие камни.
Я снова видел глазами гор.
Демейрар пытался отбиться от двоих искателей. Вот он разоружил первого, потом второго… Но сзади уже подкрадывалась девчонка. Глупая и бесстрашная, ненавидящая захватчиков всеми фибрами души. Дем дышал тяжело, припадал на правую ногу, окровавленная рука болталась плетью. Ещё немного, и всё будет кончено.
Я видел, как двое солдат загоняют молодого парнишку-искателя. С их глаз уже спала пелена дурмана, вызванная каменными маками и ложным золотом. Они были злы и распалены дракой. Они пришли убивать и грабить.
И десятки, сотни подобных картин.
Древо далеко раскинуло ветви-сосуды, наполненные магией и алым соком. Я представил, как оружие всех, кто сейчас находится в Западных Горах, ломается, плавится, осыпается стружкой.
Дар бушевал в груди, бесновался под кожей, устремляясь в землю через клинок-проводник. Во мне рождалось что-то новое, неизведанное, ни с чем не сравнимое по силе и мощности. Я был един со стихией, я слышал её голос у себя в голове, слышал разочарованный скрежет и звон металла, которому не дали напиться крови.
Сегодня лестрийцы и искатели лишились своего оружия.
Глава 48.
Я долго не могла сориентироваться – вокруг плавали клочья багрового тумана, ввысь поднимались стены из осколков кровавого камня. В каждом из них отражались картины прошлого и настоящего. Пугающие, неясные, а порой откровенно безумные.
Меня охватило то же чувство, что и при входе в пещеру. Истоки его были понятны – здесь покоилось древнее и неподвластное
