Я тебя придумала - Анна Шнайдер
— Ой!
От моего возгласа Тор подскочил и, сонно захлопав глазами, начал озираться по сторонам.
Послышалось хлопанье крыльев, как будто множество больших птиц решило спикировать на небольшую полянку, где спал уставший гном, а затем рядом со мной встали Рым и Ленни. В отличие от меня, они были полностью одетыми, и девочка — спасибо ей огромное — сразу отдала мне всю одежду, сказав:
— Пойдём, переоденешься за тем кустиком.
Я кивнула и, прижав к себе всё добро, поспешила в указанном направлении. Ленни пошла следом, прикрывая мне спину. А Рым между тем, шагнув вперёд, широко улыбнулся:
— Ну, здравствуй, Тор.
Гном продолжал изумлённо таращиться.
— Командир?! Линн?!
— Мы, мы.
— Но… как?!
Брат вздохнул.
— Это долгая история. У тебя осталось что-нибудь пожевать? Мы страшно голодные. Особенно я.
Гном, кивнув, полез в сумку, Рым занялся костром, а мы с Ленни в этот момент скрылись за ближайшим кустом, и я, обернувшись к девочке, спросила, начиная одеваться:
— Как думаешь, разводить костёр безопасно? Всё-таки Эллейн…
Хоть и было темно, но я всё равно разглядела какую-то странную улыбку, появившуюся на лице Ленни.
— Безопасно. Я поставлю вокруг отвращающий купол. Она тебя впечатлила, да?
— Эллейн? Не то слово, — я нахмурилась. — Стерва та ещё. И магичка сильная. Наверное, сильнее Аравейна. А мне говорили, что он самый-самый.
— Так и есть. Эллейн… просто другая. Но она не сильнее Аравейна.
— Да? Это утешает.
Ленни немного помолчала, а потом вдруг сказала такое, из-за чего я моментально запуталась в собственных штанах:
— Он учил её.
Я закашлялась, потеряла равновесие и непременно упала бы на землю, если бы девочка не подхватила меня под локоть.
— Кто?! Аравейн?!
— Да. Он учил Эллейн магии.
Выпрямившись, я задумалась.
Та-а-ак. А может, я вообще зря иду в столицу? Если этот Аравейн такой же, как моя знакомая рыжая стерва, то не светит ли мне в самое ближайшее время личный холмик на кладбище?
— Он не такой, как Эллейн, — будто подслушав мои мысли, сказала Ленни. — Аравейн выгнал её, когда понял, что она…
Девочка вдруг замолчала, кусая губы. Глаза её отчаянно блестели. Что с ней такое?
Я наконец закончила одеваться и, сделав шаг вперёд, взяла Ленни за руку. Она вздрогнула. Опять!
— Ленни…
— Эллейн предала императора, — выпалила девочка, и почему-то из её глаз потекли слёзы. — Она была его любовницей около десяти лет. Верная, как собака, она выполняла все его указания. И любила его. А император женился на другой и выставил Эллейн, когда она стала не нужна ему.
Я нахмурилась.
— А как именно она предала императора?
Ленни подняла руку и стёрла с щеки слёзы, в лунном свете казавшиеся сделанными из серебра.
— Эллейн работала на Тайную службу. Она была шпионкой, выполняла самые сложные задания в Мирнарии. И однажды просто рассказала реформаторам — тем самым реформаторам, от которых мы только что убежали — то, что не должна была рассказывать. Эдигора тогда чуть не убили. И после этого герцог Кросс и Аравейн догадались, что Эллейн ведёт собственную игру… что она вовсе не преданная влюблённая комнатная собачка, а злая, мстительная сучка, которая только и мечтает о смерти императора.
Ленни говорила с такой горечью и болью в голосе, что я непроизвольно подняла руку и погладила её по волосам.
Почему-то мне было жаль эту девочку. Хотя я ничего о ней не знала — ничего, кроме имени — тем не менее мне почему-то хотелось сказать ей что-то хорошее, утешить, стереть из её глаз тоску, боль и обиду.
Но она опять вздрогнула. Я нахмурилась, но не убрала руку.
— Что с тобой такое, Ленни? Почему ты плачешь, рассказывая мне это сейчас? Почему дёргаешься, когда я прикасаюсь к тебе? Что с тобой сделала Эллейн?
Тёмные глаза девочки вновь наполнились слезами.
— Она разрушила мою жизнь, — шепнула Ленни. — Пожалуйста, не заставляй меня рассказывать эту историю… Эллейн уничтожила меня, убила надежду на счастье в будущем. Она подарила мне только одно — умение колдовать. Обучала меня магии, как будто она может заменить… Я ненавижу Эллейн! И при этом… при этом мне жаль её…
Ленни опустила голову и еле слышно всхлипнула. И я, не выдержав, подалась вперёд и крепко обняла девочку.
Странно… Но в тот момент, когда я прижала к себе хрупкое тело Ленни, почувствовав, как дрожат её плечи, услышав её тихий, взволнованный голос, мне почему-то показалось, что я держу в руках что-то очень знакомое и по-настоящему родное.
— И себя я тоже ненавижу за эту жалость! — Ленни заливала горячими слезами мою рубашку. — Я не хочу жалеть Эллейн… Но я уже давно с ней, я с ней такое количество лет, что просто не могу не знать, как она несчастна, как одинока, как хочет просто быть обычной, любить своего мужчину, зная, что и он её любит! Эллейн разрушила мою жизнь, но я всё равно жалею её. Почему?! Скажи мне, почему?!
Я взяла лицо Ленни в ладони и посмотрела девочке в глаза. Они были полны слёз, губы дрожали…
Как же мне знакомо это чувство! Только его я испытывала к самой себе. Я ненавидела себя. За то, что не смогла спасти Олега, осталась жить дальше, без него. Ненавидела себя за слабость, за совершённую когда-то ошибку. И при этом я жалела саму себя. Отчаянно жалела. И ненавидела себя ещё и за эту жалость.
— Потому что ты — хороший человек, Ленни, — сказала я, улыбнувшись. — Это называется не жалостью, а состраданием.
В её глазах мелькнуло удивление. Губы перестали дрожать. Несколько секунд девочка вглядывалась в моё лицо, а потом вдруг спросила:
— Как тебя зовут?
Действительно, я
