Черное зеркало, белый алтарь - Галина Дмитриевна Гончарова
– Рад, а ты мне дыру в заборе покажешь?
Рад кивнул и поднялся с крыльца. Двигался он, как ни странно, сейчас намного легче. Словно десять лет с плеч сбросил.
Я даже к себе прислушалась. А вдруг эти браслеты силу тянут или еще что? Но нет.
Сил как было, так и осталось. И энергии, и даже прибавилось немножко. Наверное, и правда связь. Это было бы логично. Вот привязал меня Вельский, заодно и маячок надел. Типа родительского контроля, чтобы знать, где я нахожусь.
Вельский…
Ведь его родня должна быть в курсе дела. И куда он поехал, и зачем… Шарон пропал, артефакты пропали…
А и плевать!
К ректору они с этим вопросом не пойдут, из академии меня надо еще выцарапать, а потом… потом я вообще удеру. Надеюсь.
Темнело.
Рад медленно шел по парку. Я шла в шаге за ним… вспоминая Ивана Сусанина.
Вот как?! Как ему это удается?! Идет – и листик не шелохнется. Травинка не дрогнет. А я уже раз шесть споткнулась, ушиблась, влезла башкой в паутину, собрала на себя ведро грязи…
Где справедливость?!
Рад этот вопрос нагло игнорировал. И шел, пока впереди не замаячила стена. То есть забор. Потом он пошел вдоль забора.
Я шипела, но шла за ним. И помалкивала.
Мало ли кто… Мало ли что…
Услышат – проблем не оберешься. Хотя Рад и настоял и на камушке у меня на шее, и на кольце. Для верности.
Прошли мы еще около трехсот метров. Потом Рад остановился, показал на камень, который для меня ничем не отличался от остальных, и произнес свое знаменитое: «Ы!»
Я подумала и дотронулась до него.
Нет? Значит, не о том подумала. Или не так сделала.
– Ы!
Рад дотронулся до груди и едва ногой на меня не топнул. Мол, не поняла, что ли?
Сразу – не поняла. А вот сейчас…
Камушек соприкоснулся с камнем, благо цепочка там была достаточно длинная. И часть стены просто отошла в сторону.
Каменной стены. Забора из старых таких, мхом поросших валунов.
– Ы?
А вот это уже я сказала. От полного ошаления.
– Ы, – поддержал Рад.
Но я и так поняла, что произошло. Это, видимо, ход времен того же Олмарского. И открывается он так же, как и в библиотеке. А если посмотреть, как на ауры?
Ну, точно. Есть у камушка аура. У всех она синяя, у него – голубая. И с разводами.
Почему не заметили?
Ага, только ректору и дела, каждый камень в ограде отсматривать. Наверное, просто не знали, а потом и забыли. Такое тоже бывает…
А за оградой свобода.
И чужой мир, в котором меня рассматривают только в качестве добычи. Я в нем ничего не знаю. Хуже арапа Петра Первого, тот хоть как-то во Франции пообтерся, а я тут вообще дикарем…
Я вздохнула и повторно коснулась камня.
Проем закрылся.
Я повернулась к Раду:
– Ты не мог бы меня еще немножко поводить? Чтобы я могла сама найти сюда дорогу?
– Ы.
«Конечно. И поводит, и покажет…»
Единственное существо, которое мне жалко будет оставлять в этом мире. Немой полоумный горбун. Ладно, не полоумный.
В артефактах он разбирается. И взгляд у него более осмысленный, чем раньше был. Наверное, он тут просто… одичал, что ли? Когда с тобой никто не разговаривает, когда ты никому не нужен… чего тут удивляться, что мужчина ушел в себя? А потом появилась я.
И оказалось, что он мне нужен. И я ему.
И мы подружились.
Вот он и проснулся от спячки. Такое бывает, и достаточно часто. А скоро я уйду…
Я бы взяла Рада с собой. Но в нашем мире он погибнет. Так же, как и я – в Эр-Сианне. Ему будет там плохо… и мне здесь плохо.
Безвыходная ситуация. Почему-то сильно хотелось плакать.
Утро началось с букета роз. Огромного! Нет, не так. Просто огроменного!!!
И ректора на другом его конце.
– Наташенька, я просто умоляю… сегодня вечером я исправлю свою ошибку, если вы позволите!
Я кивнула и зевнула.
Демоны, гады… меня ж тут… того, пока вы думать изволите! Вот что теперь делать? Отдаваться? Или поломаться для приличия?
Вообще порядочные девушки на первом свидании не дают. И на втором тоже. За ними поухаживать надо. Но тут же афродизиаки… Кстати!!!
Пакостность натуры тут же проснулась.
– Тэр ректор, а есть какие-то артефакты, определяющие посторонние вещества в пище? Или заклинания на эту тему? Вы мне вроде как обещали?
Мужика аж перекосило.
А ты думал, что у меня весь вес в попу ушел? Не-ет! На мозги там тоже с полкило осталось…
– Таэра, со мной вы можете ничего такого не опасаться.
– Не могу, – потупилась я, к восторгу всех подслушивающих (считай – весь этаж общаги). – Тэр ректор, мне сказали, что в моем организме еще и возбуждающие были обнаружены… я так не могу. А если я вас изнасилую?
Какие ж у красавца глаза стали! А откуда-то сбоку послышалось сдавленное хрюканье… Зря!
Ректор тут же вспомнил, что он – главный лев в саванне, сдвинул брови и медленно повернул голову. Зрителей как ветром сдуло.
А у него появилось время прийти в себя:
– Мы это вечером обсудим, Наташенька. Обещаю.
И улыбочка. И поцелуй руки… ну кто бы на моем месте удержался?
Вот и я не смогла… розы удержать не смогла. И букет совершенно случайно проехался по ногам ректора… сам себе и виноват. Розы – они колючие.
К чести мужчины – не взвыл. Даже не дернулся. Стоик!
Проверим границы стойкости?
Но пока ее хватило поулыбаться, откланяться и красиво уйти. А я еще раз зевнула и пошла ставить идиотский веник в вазу. А заодно размышлять, кто тут дурак.
Между нами говоря… оба?
Ректор – потому что считает меня Таткой. И с ней бы это все сработало, и на предупреждения она бы внимания не обратила, и сейчас бы млела рядом с Аделасом. Зато была бы счастлива пару лет.
Или я? Потому что решительно растоптала розовые очки и собираюсь сражаться за свою жизнь со всем миром? Даже без особой надежды на победу?
Глупо же трепыхаться? Правда?
А с другой стороны… Наполеон в 1812-м считал, что возьмет Россию и поцарствует, гитлеровские солдаты домой писали, что русские никак свое тупое сопротивление не прекратят…
Кто сказал, что Эр-Сианн хуже Наполеона? Тому разъяснили, и этим разъясним. И вообще, на каждого охотника найдется его персональный
