Мир, где тебя нет (СИ) - Дементьева Марина

Трей побарабанил пальцами по бедру, вторя назойливой мысли. Вот вроде бы и складывается нечто цельное, но какой-то упрямый фрагмент всё одно выпадает из построения.

— Неладно что-то или у тебя с хрониками или у меня с головой. Если ещё пять сотен тому на месте нынешней Хетани был один скалистый пустырь, где хорошо если баранов пасли, а в тамошние главари выбивался тот, кто сам был едва мозговитей барана... Если, как ты говоришь, за один только сегодняшний день Предел стал тем, что он есть: с его дворцами, кораблями, библиотеками... Так ведь за ту "неделю" или "месяц", что, скажем, на деле прожил мир... да мы б уже к звёздам летать умели! Ходили бы по дну морскому, а то и избыли бы среди нас всякое зло, а с ним и нечисть, что из него родится. Ну, или перебили бы все друг друга — это уж как пошло бы. Но что-то я до сих пор по Ивенте не бродил. Словно до нашего "вчера" ничего и не было, а мы только сегодня и взялись за молот и топор и выстроили каменные дворцы и деревянные дома на месте вчерашних землянок да шалашей из палок.

Палец в перчатке прочертил прямо в покрывшей стол пыли что-то вроде пружины. Все её изгибы были ровные, кроме последнего.

— Спираль, Трей, всё та же демонова спираль. История существования нашего мира насчитывает тысячелетия. Но то было истинно существование. Все силы употреблялись на то, чтобы оно не прекратилось вовсе, не более. Не было времени постигать таинства зодчества, не было сил слагать баллады. Не было творцов, мыслителей, поэтов — были воины, охотники, добытчики. Мир едва успевал восстать с колен, когда очередной виток спирали опрокидывал его вспять, — в выживание, в обусловленное им невежество.

Это был до крайности странный разговор, более всего похожий на лекцию того, кто до демонов устал одиноко нести в себе некое знание. Учитывая, что с некоторых пор ко всем их разговорам, в лучшем случае, можно было применить определение "сложные", этот казался не так уж плох. Вот только учеником себя Трей ощущал не лучшим.

— То-то, я погляжу, дворцов понастроили, разбили парки да оранжереи, а в кого пальцем ни ткни, тот или бард или просто бездельник. Да чего уж там — ну вот мы с тобой, учёные ребята, сызмальства то над литерами, то над чертежами корпели. Как у тебя одно с другим сходится?

Серебро под чернением тускло сверкнуло на перстне, когда Демиан обвёл заключительный виток, незавершённый и много шире предыдущих.

— На сей раз Предел располагал б`ольшим временем.

Трей озадаченно уставился на столешницу, носящую явные следы небрежения смотрителем библиотеки своих обязанностей, словно мутная поверхность могла, как в зачарованном зеркале, открыть алчущему потаённую истину. Тщетно, пыльный налёт скрывал даже очертания физиономии искателя. Трей ожесточенно потёр свербящую от пыли переносицу.

— Все предыдущие периоды были короче? — не спеша озвучить свои мысли, протянул он, угадывая перед собой нечто вроде замаячившей истины — и ощущение то было далеко от удовлетворения.

Если самого Трея всё ощутимее допекал зуд, раздраконенный запахом книжной плесени и рассеянной в воздухе пылью, Магистр всё более напоминал ему человека, захваченного приступом головной боли. Он и ответил так, словно каждое произнесённое слово превращается в гвоздь, который забивают в темя.

— Гораздо. Думаю, лет полста. Может, век.

Коротко прикинув, Трей свистнул.

— И только то? Да уж, не густо. Там не то что герцогство, годный сарай построить не успеешь, пока очередная волна скверны не законопатит в норы. Так как же вышло, что нам выпала этакая роскошь — ажно десять веков спокойствия?

— Аваллар, — нависнув над столом с уже бесполезными манускриптами, произнёс Демиан, едва размыкая губы. — Он это устроил.

В первую секунду Трей, не удержавшись, фыркнул и тотчас после ухмыльнулся, пряча обескураженность за иронией.

— Это он сам тебе сказал?

Вопрос повис в омертвелом, без движения, воздухе. В пыли и плесени, выдавивших воздух, — ими они и дышали. Ненужный — Грань и Бездна, Трей не понимал как, но чувствовал, что лишний — вопрос.

Магистр уткнул пальцы в виски, с силой, словно хотел пробить кости насквозь.

— Если так, то его дар... — заходя с другой стороны, начал Трей.

Демиан скривился, словно возле самой его головы взорвался огненный шар.

— Дар?.. Полагаешь, это был дар? Что ж, он и сам в это верил.

Вот они и вернулись к тому, с чего начали. Что поделать, — из всего вышесказанного Трей вынес лишь, что не способен мыслить такими масштабами и изменить привычный угол зрения, следовало это признать. Вот только...

— И младенец в колыбели, и впавший в детство старик твёрдо знает одно: то, кем был Аваллар. — Трей и сходу бы и не ответил, к чему заупрямился, словно сам был дитя или древний дед. Но ведь должен же остаться стоять неколебимо хоть один столп среди всех пошатнувшихся и разбитых опор? Дем не пощадил ни одну, словно шутя или на спор прошёлся по всему, что составляло основу мироздания. Теперь, когда они как никогда нуждались в опорах...

— И кто он для тебя? — негромко сказал Магистр, с такой болезненной — и колкой — полуулыбкой, что нельзя было ответить иначе как вызовом.

— Тут я не оригинален, — процедил Трей, — для меня, как и для всех. Герой. Спаситель. — Пожал плечами, поглядел с прищуром: — А что же для тебя?

Угол искривлённого рта пополз вверх; Демиан откачнулся от опоры.

У Трея разом заныли все зубы от резкого, глумливого хохота.

— Самонадеянный дурак! — зло выплюнул Магистр, отсмеявшись, но смех, казалось, продолжал душить его, как душит кашель. — Не способный видеть дальше собственного носа... не говоря про минувший срок. "Спаситель!"... ха. Он, видишь ли, имел превратное суждение о людях, хотя, казалось бы, ему ли... — Трей поймал себя на том, что стоит, плотно сомкнув губы, в то время как Демиан продолжал усмехаться, словно какой-то грязной шутке... в нём всё меньше узнавался его друг, его брат, и, казалось, Трею приходилось всё дольше, всё пристальнее вглядываться в того, кто всё дальше уходил в т`ени. — Что бы там ни плели взрастившие тебя легенды, братишка, при жизни ему было, по большей части, плевать на людей... Что, однако, не помешало ему... Зато по смерти — о! Как в самой выверенной жреческой проповеди, за Грань он ушёл в лучезарном заблуждении, приписав дальнейшим поколениям много лучшее, нежели они заслуживали.

Трей прослеживал движения и мимику того, кто был ему побратимом. Где-то вглуби едва слышимо звенело.

— Зачем ты это делаешь? — устало спросил он.

И, как ни смотрел, не увидел миг, который вернул ему его брата.

Тени схлынули, скукожились, забились в складки мантии. Демиан провёл по лицу раскрытой ладонью.

— Он не хотел умирать напрасно. Он верил, Трей, он в самом деле верил, что отыскал путь к спасению. Что стал им. Но не предусмотрел того, чем обернётся оплаченная им отсрочка. Предел получил века прогресса, века просвещения и мира... мира! Прежде занятые лишь своим сохранением народы выстроили дороги, возвели укрепления и выковали мечи. Обратили против таких же разумных созданий. Разобщённый, неверующий мир, волочащий за собой многовековой груз грехов, — вот к чему привёл тот светлый путь. Путь Аваллара.

— Это не отменяет того, кем он был. Кем его знают поныне, — тихо произнёс Трей. — Никто не в силах предвидеть все последствия своих решений. Он не стал исключением — только и всего. Но это не его вина.

Демиан помолчал, с едва склонённой головой слушая его слова. Словно что-то разрешив для себя, ненадолго закрыл глаза.

— Худшее не в этом. — Только в его лице что-то расслабилось, как черты застыли. Ладонь накрыла начертанный на столе символ. — Наше "лето" задержалось сверх всякой меры. А "зима", меж тем, не прекращала набирать силу.

Словно та самая спираль выстрелила в мозгу. Трей грязно выругался — собственно, это всё, что ему оставалось.