Вероника Мелан - Дэлл
Глаза слипались; мозг после практически бессонной ночи никак не желал включаться в работу. Кто-то, глядя на круги под моими глазами, позавидовал бы, мол, повезло девке, ей есть чем заняться по ночам.
Да уж…
С грустью вспомнилась радость от удачной покупки — прижатая к груди деревянная коробка с двумя редкими пистолетами внутри, похрустывающие по подтаявшему снегу каблуки, поющее сердце и желание воспарить к небу. Удалось! Я нашла их! Не просто нашла — купила! Какой ценный и одновременно бесценный подарок! А, главное, у меня в руках…
Это было вчера.
Вчера утром я радовалась, как одуванчик, впервые за долгие месяцы увидевший солнце, а вечером…
Кто, спрашивается, тянул меня за язык? Зачем я ступила на порог его кабинета? Босая, в шелковом халате, специально припасенном для особого случая, снова поверившая в чудо.
Память моментально воспроизвела случившееся накануне с тошнотворной четкостью. Широкоплечая фигура, расположившаяся в кожаном кресле; синеватые отсветы от монитора, вычерчивающие профиль; поставленные на стол локти, задумчивый вид…
— Дэлл?…
Скрипнуло сиденье; он повернулся на голос.
— Что?
Слова из приготовленных сформированных комков раскрошились, сделались кашей, заставляя мямлить.
— Скажи… я… — Подол халата скользил в ладони; от этого ощущения почему-то делалось неприятно. — Я могу спать с тобой в одной спальне?
Нам пора что-то изменить, разве ты не чувствуешь?
— Хотя бы сегодня…
Застывший зеркальный взгляд лишь усугубил мою нервозность.
— Или время от времени…
— Я бы пока этого не хотел, Меган.
Сердце пропустило удар, а после налилось свинцовой тяжестью. Сделалось стыдно за себя, за то, что пришла. Ткань противного халата продолжала ускользать сквозь пальцы — пытаешься нащупать, а она утекает, бесформенная, бесхребетная, слишком скользкая.
— Но ведь у меня есть право… Право спать с тобой в одной постели…
Последняя часть фразы вслух не прозвучала, но того и не требовалось. Взгляд сделался холодным и презрительным; губы сжались в жесткую линию.
— Право? — Теперь его голос звучал по-ласковому ядовито, напоминая липкие лепестки растения-ловушки — бархатная кожица, а сверху сладкие капли смертельного химического вещества. — Право настаивать на близости? Конечно, ты имеешь право, ведь на твоем пальце мое кольцо. Я, знаешь ли, и раньше делал это без желания — пришлось научиться, — поэтому смогу и в этот раз. И, конечно же, у тебя есть право требовать любовь, раз ни у кого не возникает желания давать ее тебе добровольно…
Вновь вспомнилась прижатая к груди деревянная коробка, ныне спрятанная у стены за матрасом. Вспомнилась собственная радость. А ведь послезавтра придут уборщики, повара, декораторы…
Зачем? Зачем все это?
Сердце заныло; скомканная ткань выскользнула из пальцев, я больше не стала ее ловить. На душе сделалось одновременно гадко и тихо. Неестественно пусто.
— …я еще поработаю, если ты не против, мне понадобится где-то пара часов, а потом приходи, я исполню свой долг.
Дэлл отвернулся. Все тот же ровный взгляд, скрывающий бешенство, и застывший на фоне монитора профиль.
Требовать любовь… Без желания… Приходи через пару часов…
Я не пришла.
* * *Комковатое пюре с безвкусной подливой от переваренных котлет в горло не лезло — ни аппетита, ни настроения. Перед глазами плыли строчки формул, сложные алгоритмические построения, бесконечная череда символов, не желающих усваиваться мозгом. А ведь профессор считал, что у меня хорошие шансы, что я могу стать одним из лучших специалистов… Жаль подводить, поэтому придется провести не один час за практикой в руках с анализатором.
Столовая щебетала голосами, звоном ложек, скрипом отодвигаемых стульев и бряцаньем пустых подносов. За окнами сквозь серовато-белую дымку, накрывшую город с утра, неярко светило солнце.
Что ж, посижу до вечера, торопиться некуда, а завтра с утра (выспаться бы ночью) на экзамен. Главное, не дурить, не делать резкий телодвижений, не провоцировать конфликты, не переступать порог его кабинета.
Наваливалась усталость, дурная усталость, нездоровая, слишком тяжелая, чтобы удалось стряхнуть улыбкой или всплеском хорошего настроения. Слишком долго все шло не так и не туда, слишком давно я запуталась в себе и собственных действиях. Но теперь либо идти вперед, либо сдаваться. Странно, но я начала приходить к мысли, что больше не хотелось ни того, ни другого; хотелось просто жить и жить как-то иначе.
Однажды я пойму… и все изменю.
Когда-нибудь.
Кольцо на пальце больше не вызывало прежних чувств — ни радости, ни даже грусти. Просто кольцо; оно пока есть, потом не будет. Я посмотрела на него и отвернулась.
— …я звоню, а он трубку не берет, представляешь? На кой черт я мечу бисер перед свиньей?
Голос принадлежал одной из двух девушек, сидящих за соседним столиком. Блондинка: длинные волосы, прямой аккуратный нос, упрямо поджатые губы; хорошенькая, если бы не наморщенный лоб и тоскливый взгляд.
Ее подруга — темноволосая и коротко стриженная — недовольно покачала головой.
Наверное, с экономических курсов…
— Мы им становимся нужны только тогда, когда кладем на них болт. — Ее напомаженный рот презрительно скривился; качнулись над тарелкой с блинчиками громоздкие красные бусы. — Вот когда он не станет нужен тебе, тогда ты станешь нужна ему…
Я медленно отвернулась от случайных соседок и уставилась на остатки комковатого пюре.
Тишина внутри собственного сердца пугала.
* * *Удивительно, как иногда вагонетка, плетущаяся внутри бесконечного темного туннеля, вдруг срывается куда-то вниз, а после берет невидимый, но ощутимый разгон и стремительно вырывается на поверхность горы. И болтается от непривычной скорости голова, цепляются за металлический край уставшие пыльные руки, слезятся от яркого света глаза, а ты счастлив, полностью счастлив, потому что наконец свободен!
— Девяносто два из ста баллов!!!
И я взлетаю к потолку, размахивая конечностями, как ошалевший плюшевый медведь.
— А-а-а!!! Вы чего!
— Ты молодец!
— Ура! Меган! Ура-а-а!!!
Руки одногруппников ловят лишь для того, чтобы вновь подбросить вверх.
— Отпустите меня! Я же упаду-у-у!
Сердце колотится в бешеном ритме, радость застилает сознание, хочется парить, смеяться, хочется летать. Они будто чувствуют это и хохочут, но хохочут счастливо, беззлобно, разделяя мой собственный восторг, и снова подбрасывают. Гип-гип ура победителю экзамена!
