Подъем, спящая красавица! (СИ) - Анастасия Разумовская
— Даже не собирался.
Бывший муж сел рядом. Он был какой-то угрюмый, совсем не такой воодушевлённый, каким принцесса увидела его на лестнице. Она вдруг вспомнила широкую обнажённую грудь, узкую талию и русую полоску волос, спускавшихся под ремень штанов, и невольно покраснела.
— Позволите? — кивнул маркиз на бутыль вина.
Эллен пожала плечами. Арман налил ей и себе.
— За несчастную любовь!
— С чего вы взяли…
Она оглянулась на него. И вдруг подумала: «Какая ирония. Ведь у недомужа тоже голубые глаза». Волосы правда не тёмные, просто русые, но… Ох уж эти голубые глаза. Бывшие супруги стукнулись кубками и выпили.
— Вы были отвратительны, — горько заметила Эллен.
— Просто ужасен. Удивляюсь, как вы меня не прикончили прямо там, на коврике.
— Я не захватила на брачное ложе кинжал.
Маркиз пожал плечами:
— Могли бы воспользоваться моим.
— Я не подумала об этом.
— Ну, вас можно оправдать: вы были юны.
Эллен хлюпнула носом. Они сидели, смотрели как дождь подминает листву деревьев, безжалостно срывая яркие листья и бросая их на дорожки. Солнце наверняка взошло, вот только из-за низких, плотных туч его не было видно. Казалось, утро передумало наступать.
— Вы были омерзительны, — наконец с чувством выговорила Эллен и передёрнулась. — Я помню, как сидела и смотрела, как у вас изо рта капает слюна. И воняло от вас… отвратительно.
— А вы были маленькой и такой… Словно лягушонок.
— Что? — она возмущённо уставилась на него.
— Вам же ещё не было четырнадцати?
— Мне было тринадцать.
— Я всё равно бы вас не коснулся. Побоялся бы. Такая худенькая, совсем девочка. И глаза огромные и испуганные…
— Как вы можете помнить?
Арман пожал плечами. Они выпили ещё.
— Может, и стоило меня тронуть, — проворчала Эллен. — Тогда я бы была замужем сейчас. И, может быть, у нас бы были дети…
— Вы меня не любили. А, если бы я… ну… и возненавидели бы.
— Может быть. Но детей бы наверняка полюбила. А потом и их отца.
Они одновременно посмотрели друг на друга. Арман сглотнул. Коснулся её изящной кисти, лежавшей на столе. Девушка убрала руку. Мужчина вздохнул:
— Простите. Наверное, мне надо уйти и не мешать вам.
Он встал, поклонился, повернулся, чтобы идти, и услышал:
— Вы мне не мешаете. Останьтесь.
— Я вам не нравлюсь.
— Ну и что?
Арман проницательно взглянул на неё:
— Вы любите другого.
— Тем лучше.
Она встала, положила руку на его локоть, заглянула в глаза. Розовые губки дрожали.
— Другой любит другую. А меня никогда никто не полюбит! Неужели я так ужасна? Даже мой муж отказался со мной спать. А мой любимый предпочитает тонуть в других глазах. Арман, скажите честно: я уродлива? Что со мной не так?
— Вы прекрасны.
— Вы лжёте! Если бы я…
Мужчин обнял её и заткнул рот поцелуем. Потому что нет ничего глупее, чем спорить с женщиной, вообразившей себя несчастной и непривлекательной. Бокал выпал из рук Эллен, но оба не услышали, как разбился хрусталь.
Когда часы на городской ратуше ударили половину одиннадцатого, солнце всё же выглянуло из-за туч. Наспех пробежало лучами по дремлющим домам, побрызгалось в лужах, приласкало поникшие листья. А потом с любопытством заглянуло в комнату, где обнажённая принцесса обнимала обнажённого бывшего мужа, и её розовое мягкое тело казалось выточенным из лепестков райских цветов. Мужская рука на нём казалась грубой и словно вытесанной из дерева, и это сочетание было прекрасно, как и изящная ножка на мускулистом бедре.
Эллен проснулась от того, что что-то мерзкое, холодное коснулось её кожи. Открыла глаза и почти тотчас завизжала, спрыгнула с кровати. На постели сидела большая лягушка и смотрела на девушку выпученными золотистыми глазами. Принцесса зажмурилась, затрясла головой, снова открыла глаза. Мерзавка не исчезла.
— Арман! — в отчаянии крикнула девушка.
Ей никто не отозвался. А зелёное чудовище прыгнуло ближе. Принцесса попятилась.
— Арман! Спасите меня!
Тишина.
Сморщившись от отвращения, Эллен схватила скользкую лапку, размахнулась и вышвырнула тварь в окно. Плотно закрыла створки на всякий случай, тщательно вытерла руку. А потом задумалась.
— Арман? — позвала неуверенно.
Натянула батистовую камизу, прошла по комнатам отведённых ей покоев. Мужчины нигде не было. Куда ж он делся? Почему сбежал? И… и откуда в покоях — лягушка? Как она запрыгнула на второй-то этаж?
И вдруг девушка побледнела. Это ж очевидно! Маркиз просто воспользовался случаем переспать, а потом сам подкинул отвратительную тварь, чтобы показать, какого он мнения о принцессе. Такая подлая, злая шутка! Щёки Эллен запылали от стыда и гнева.
— Никогда, никогда не прощу, — прошептала она сквозь слёзы, задыхаясь от ярости, ненависти и горечи. — Раз я для вас плохая, раз по-вашему я — жаба, то и буду плохой!
К обеду Бертран обыскал весь замок, прошёл все караульные службы, но никто не сказал ему, где Румпель. Другой бы мальчик давно махнул рукой и побежал играть с друзьями, но у Эртика друзей не было. Зато были учебники и задание от мамы. До её возвращения нужно было выучить историю Эрталии, начиная с тех времён, когда она ещё не была Эрталией, а входила в состав Королевства, которое так и называлось — Королевство. Это название очень нравилось Эртику: его не надо было учить. Короля Леона тоже легко было запомнить, а дальше всё было сложнее.
Пообедавший принц печально посмотрел на пожелтевшие страницы с именами, в каждом из которых было больше четырёх букв. А ведь у всех этих паршивцем имелись ещё и фамилии, и кроме того — жёны и дети.
Одно мучение с этими мертвецами!
Бертран перелистнул страницу и совсем сник: там тоже были сплошные буквы. Мальчик посмотрел в окно, потом на дремлющего Ветра. Вскочил. Он внезапно вспомнил, что есть ещё одно место, в котором наличие Румпеля проверено не было. Правда мама строго-настрого запрещала туда ходить, ну так ведь мамы тоже не было. Она не узнает, а если не узнает, значит, и не было ничего.
Книга упала на пол и укоризненно зашуршала страницами. Принц аккуратно отодвинул её ботинком и бросился бежать.
Мама ещё не скоро вернётся, и он всё успеет: и выучить, и… Эртик по опыту знал: без присутствия королевы Румпель более отзывчив на его просьбы.
Вбежав в комнату матери, мальчик замер на миг и прислонился спиной к двери. Сердце колотилось отчаянно. Ему казалось, что и шифоньер, и книжный шкаф, и трюмо — всё, решительно всё смотрит на него с укоризной и высокомерием. Особенно зеркало.
— Мама разрешила, — на всякий случай соврал он.
В спальне было пусто
