Стая - Алесто Нойманн
Я тоже смеюсь.
Мне еще никогда не было настолько хорошо.
Ночью мы почти не спали, а утром дом практически гудел от приготовлений к свадьбе.
Хэлл накатил с самого утра и уже успел запутаться в свадебных лентах. Пока он плакал и разматывался, Вал ему помогала и объясняла, что замужество единственной дочери — это хоть и страшно, но не насмерть. Эстер репетировала речь, рассказывая ее фикусу, а потом снова бегала, поправляя ленты. А я, как самый крайний, в сотый раз перетаскивал скамейки по просьбе Оливии. Ей то вазон нужно было сдвинуть, то скамейку ближе к танцполу. Кстати, о танцполе. Пришлось убить не один час, выкладывая на поляне специальное покрытие для будущих плясок, чтобы гости не втыкались каблуками в газон. Измазавшись в грязи, направляюсь в дом, чтобы умыться.
— О, Джексон.
Вал сидит на нижней ступеньке лестницы и курит.
— Привет, Царапка! — улыбаюсь я. — Как там Хэлл?
— А, ты про утренний алкогольный делирий… — Вал затягивается и выпускает дым через нос. — Мы поймали его белочку, можешь быть спокоен.
— Бедный мужик. — Повожу носом и морщусь. — Чем воняет?
— Лак для волос, Оливия второй этаж превращает в газенваген, — бесцветно откликается Вал. — Мои сигареты так вонять не могут. Кстати, ты их точишь быстрее, чем я успеваю заполнить портсигар. Будешь?
— Вредно. И опять бросать будем.
— Все равно своей смертью не помрем.
Я присаживаюсь рядом с вампиром и наклоняюсь к ней, чтобы прикурить. Мимо проходит Байрон, бормоча себе под нос какие-то цифры. Возвращаясь обратно в сад с ящиком шампанского, он словно просыпается, заметив нас.
— Весь дом закурили! — ругается он и хмурит кустистые брови. — Запах — жуть!
— Ты вроде куда-то шел, — напоминает Вал. — Вот и иди.
— Тебе помочь? — спрашиваю я.
Хэлл мотает головой.
— Не-не-не, я только навел в голове порядок, посчитал, сколько бутылок надо выставить на стол. Не сбивай меня.
С этими словами он, слегка покачиваясь, отправляется в сад. Хоть бы дошел.
— Бедный мужик, — вздыхаю я.
— Ты уже говорил.
Она двигается ближе и кладет голову мне на плечо.
— Смотри, — говорю я, указывая на ту самую колонну со звездой, с которой мы так долго возились. — Я вчера за тобой все переделал.
— Бруно, ты не повесил ее ровнее.
— Ну, еще бы ты меня похвалила!
Мы смеемся. Я осторожно беру ее руку в свою и целую свою буку в пахшие мятой волосы. Все было настолько хорошо, что было даже немного страшно.
4
— Постарайся не напиться в первые полчаса свадьбы, — просит Эстер, дергая меня за рукав. — Иначе мне будет совсем не с кем танцевать.
— Танцуй с Вал, — смеюсь я. — Кстати, куда она запропастилась?
В толпе пестрых платьев замечаю Байрона Хэлла в светло-бежевом костюме. Он разговаривает с каким-то слабослышащим старичком, наклоняясь практически к самому его уху. В официальном наряде Хэлл выглядел очень непривычно, мне не хватало его перепачканной жилетки и винтовки за плечом.
Мимо нашего столика проносится стайка молодых девиц, и я едва не сворачиваю шею, чтобы проследить за той, что была в красном платье. Кажется, я ее знаю. Лицо знакомое. Словно какой-то звук из прошлого.
— Господи, Бруно! — Эстер снова нетерпеливо дергает меня за рукав. — Я все Вал расскажу!
— Я бы попросил. — Мой взгляд все еще прикован к незнакомке. — Как думаешь, может, я помню ее еще ребенком? Что с памятью в последнее время делается…
Эстер громко цокает языком и отворачивается. Я наливаю себе еще шампанского. Жаль, что никто не додумался заказать побольше виски, от шампанского меня мутит.
Посреди поляны с огромным шатром начинает громогласно реветь огромная колонка с переливающимися лампочками. Играет что-то более или менее классическое, так что на эти звуки фортепиано откуда-то должна вылезти Вальтерия.
— Диджея попросили включить классическую музыку, — удивленно говорит Эстер. — С ума сойти. Сто лет не слышала классику.
— Наслаждайся, пока есть возможность, — усмехаюсь я. — Когда диджей напьется вместе с гостями, то за пульт залезет Байрон и врубит свои индийские танцы.
— Ты думаешь?
— Уверен. Я с ним еще в молодые годы пил.
Колонка переключается на что-то более современное, и несколько пар выходят на танцевальную площадку. В пестрой кутерьме кружащихся девушек замечаю Вал и тут же толкаю Эстер в бок локтем.
— Смотри!
Хлопковую рубашку сменил элегантный черный костюм, а растрепанные волосы — аккуратно собранный пучок на затылке. Единственное, что осталось неизменным — мрачные черты лица, подернутые вечной усталостью от всего происходящего.
— Ничего себе, — выдыхает Эстер.
— Я влюбился еще раз. — Машу рукой и почти обрушиваю бокал шампанского на стол. — Слушай, а у меня не слишком позорный костюм?
— Хороший костюм. — Эстер улыбается. — Небесно-голубой оттенок, белый галстук-бабочка. Кеды еще такие веселые.
— У меня аллергия на классические туфли.
— Я заметила.
Не увидев нас, Рихтенгоф растворяется в толпе танцующих.
— Я думала, что ей здесь будет не с кем поговорить, — бормочет Эстер.
— О-о-о-о, у Вал здесь масса знакомых. К ее огромному сожалению. — Я двигаю к себе салат, едва не порвав скатерть тарелкой. — Она тут тусуется уже не одно поколение. Кто-то догадывается, что она такое, а кому-то все равно. Это же Сьеррвуд, здесь постоянно какая-то жуть происходит.
Пока я расправляюсь с салатом, Эстер задумчиво смакует красное вино. Музыка становится громче и современней, как будто тихонько спиваясь вместе с нами.
— Танцевать хочется. — Эстер покачивается в такт. — Сто лет не посещала культурных мероприятий.
Я хмыкаю и делаю еще глоток. Шипучий напиток ударяет в голову, и в животе разливается приятное тепло.
— Если все будут пить так же быстро, как я, то культурно здесь будет очень недолго.
Словно в доказательство моих слов рядом кто-то громко и нетрезво провозглашает, что молодые должны быть счастливы в браке до конца своих дней. Эстер смеется и наливает себе еще вина.
В этом веселом празднике жизни определенно было что-то вдохновляющее. Несмотря на недолговечность человеческого бытия, люди пытались наполнить его яркими воспоминаниями. Никогда не понимал, зачем нужно устраивать празднования дней рождения — это все равно что зачеркивать палочки, отмеряющие дни до твоей старости. А что касается свадеб, то такой вид торжеств был мне по душе — я всегда оставался неисправимым романтиком. И было очень любопытно видеть, как два смертных существа обещают быть рядом друг с другом до конца своих дней. Это как ткнуть пальцем в небо и выбрать одну из миллиардов звезд, которую нельзя поменять ни на какую другую до самой своей смерти.
Ну, или до самого бракоразводного процесса.
— Котята, вы скучаете? — Байрон Хэлл останавливается возле нашего столика и поправляет
