Призыв ведьмы. Часть 2 (СИ) - Торен Эйлин

Зеур сощурился и кажется полез в голову ферана, несмотря на то, что ему было это запрещено.

— Чем дальше будет от тебя, тем лучше! — заговорил маг вкрадчиво и спокойно. — Если тебе сама баба нужна, то я же не убивать её буду, приходи, когда хочешь, пока будет к ней тянуть, и делай, что там тебе хочется. А как отпустит, то ты же понимаешь, что все женщины одинаковые, не умеют они спокойно расставания переживать, а тут ещё такая силища в ней. Коли будет здесь и ты её обидишь чем, заденешь, ты хоть понимаешь, что она натворить может?

Рэтар молчал, внутри бурлило, рвалось, кипело. Внутри была яростная буря. И он держал себя в руках, потому что вот сейчас никак нельзя было показать свои чувства, никак нельзя было выйти из себя и потерять хладнокровие. Потому что магам доверять нельзя.

— Чёрные ведьмы лживый, злой народ, про́клятый, — продолжал давить Зеур. — Если она тебе говорит сладко, это не значит, что так оно и есть на самом деле. Они не чувствуют, нельзя от них ждать любви, нежности, ласки, вот этого простого человеческого. Нет в них этого! Всё ложь. Она в душу залезла — отравит, изведёт, как только слабину дашь. Будет тянуть силу из тебя, пока не вытянет всё без остатка. Не ведись на это, кто угодно может в это влезть, но не ты. Я же просто прошу, одумайся, решение можно принять не сразу, но и не тяни. Слышишь?

Рэтару очень хотелось Зеура придушить. Вот несмотря на то, что знал его с детства, несмотря на то, что парень не раз помогал, несмотря на то, что полагались на него и он приходил на зов, порой даже себе во вред — сейчас внутри бурей выло желание заткнуть его, уничтожить, чтобы не слышать больше всего этого, потому что задевало, злило, рождало неконтролируемый гнев. Зверь внутри начал шевелиться, рычать, потому что — что ты стоишь и слушаешь всё это, разорви и дело с концом.

Рэтар стиснул зубы.

— Ладно, — отозвался Зеур, который если и не переступил через запрет и не полез к своему ферану в голову, то наверняка почувствовал внутренний гнев главы дома. Наверняка правильно оценил исходящую от Рэтара угрозу. — Потом не говори, что я не предупреждал. Когда вокруг тебя трупы будут лежать, а ты будешь стоять, смотреть на это и понимать, что сделать ничего уже нельзя. Потом её остановит только смерть. Дело твоё. Вот что скажу. Она плетёт небесную нить.

Феран дёрнул головой непроизвольно, хотя хотел и дальше стоять и не реагировать на слова мага, но тут не вышло.

— Не знал? — усмехнулся Зеур. — Вот и верь чёрным ведьмам после этого. Смотри, чтоб ты понимал.

Маг достал из внутреннего кармана куртки моток небесной нити. Рэтар посмотрел на неё исподтишка, глянул наискосок, чтобы не давать понять магу, насколько его этот факт удивил и озадачил.

Нить была яркой, красивой, состояла из двух основ — феран никогда такого не видел. Нити были делом редким, самой дорогой материей в их мире. У всех магов они состояли из одной основы, но различались по цветам, оттенкам, а ещё толщине, по этому всему можно было определить какому магу та или иная нить принадлежит. При творении магии с использованием нити, она оставляла свой неповторимый след, который с помощью магов тоже можно было потом усмотреть.

И Рэтар никогда не слышал, чтобы ведьмы плели нить, любые хоть чёрные, хоть белые.

— Она мне её отдала, чтобы, как она сказала “не быть мне должной”. Хотя я и сказал, что не должна она мне ничего. Но дело не в том, что ведьмы нити не плетут. Обычно. Дело в другом — знаешь, достопочтенный феран, сколько времени мне нужно, чтобы вот такой моток сплести?

— Откуда мне знать, — ответил он.

— Лунь, Рэтар! — почти рыкнул Зеур. — Если ничего не буду делать и только плести, то может мирт пятнадцать. А она сплела, пока песню пела, и потом со мной парой фраз перекинулась! Ты конечно на это можешь сказать, что я не самый сильный маг, но вот тебе тогда — первый маг плетёт такой моток в течении десяти мирт. Десять мирт сильнейшего мага башни против незатейливой песенки с десяток строк от твоей чёрной ведьмы!

Маг качнул головой, убрал нить.

— Я просто прошу, — вздохнул он и Рэтару показалось, что во вздохе была обречённость. — И ты конечно можешь мне отказать, но есть же те, достопочтенный феран, кто может тебя заставить! Против кого ты не сможешь и слова сказать. И вот мой тебе совет — нельзя ей вот так открыто плести нить, и, богами тебя заклинаю, раз так она тебе нужна, то не показывай саму ведьму ни первому магу, ни великому эла. Потому что, если я не прав и ты с ней сможешь совладать, когда в ней проснётся тяга к смерти и убийству, а она проснётся, подожди немного, подожди и ты начнёшь тонуть в крови, скоро! В любом случае, если они увидят её, они не будут спрашивать, а просто заберут. Прикажут и ты отдашь.

Почти весь изар феран пытался просто понять, как ему быть. После разговора с Зеуром, внутри было столько всего, что хотелось просто перестать дышать на какое-то время, хотелось, чтобы стало тихо вокруг и в голове.

Рэтар сходил в селение, сходил на мёртвую землю, спустился оттуда к реке, перешёл и ушёл далеко за неё, в леса и всё никак не мог уняться, внутри всё горело, полыхало сотнями вопросов и чувств.

Он верил Хэле, верил. Но вот эти слова мага всё равно кусались и распространяли яд сомнения и “а вдруг ошибся, вдруг так помутился разум от того, что наконец сделал её своей, после такого мучительного и долгого ожидания и борьбы с собой, что не заметил её ложь”? Вдруг вся эта её боль внутри оттого, что она его обманывает, или это не боль, а он так видит неправильно? Что на самом деле нет в ней тяги к нему, вдруг прочитала его вдоль и поперёк, знает всё о его жизни, просто не говорит, просто вида не подаёт, а умело управляет его чувствами?

Почему не сказала про нить? Почему? Боги… но она же сняла с него заговор. Сняла? А он был? Но голова больше не болит, вот сколько всего за это время навалилось, и в другое время он бы уже не мог вздохнуть от боли, а тут нет.

И заговор на серките. Ведь он же был. Мысль, что сама Хэла его и наложила, была какой-то просто невыносимой. Нет, нет. Зачем? Откуда? Как? Шерга дал ей камень? Ничего не вышло и пришлось исправлять? Шерга и Хэла?

Это было каким-то болезненным бредом. Но мысль уже появилась и теперь грызла и разъедала себе всё больше места, ища доказательства и, когда стало совсем невыносимо, Рэтар уже сам не понимал, где что у него в голове и как с этим всем быть.

Вернувшись в дом уже в середину тэраф и пройдя к себе в рабочую комнату, он обнаружил внутреннюю дверь в спальню открытой. Встав в дверях, он увидел на столе нетронутый обед, а Хэла сидела на диване спиной к нему. А внутри всё росло что-то ледяное и жуткое, размножалось на глазах, утаскивая в пустоту сумрака щемящей и всё сметающей ярости.

— Рэтар? — позвала ведьма, не оборачиваясь. — Ты где был?

Феран не ответил, а она повела плечом и вздохнула.

— Вообще ужасно вот так поступать, — возмутилась ведьма. — Я между прочим начала волноваться, когда просидела за столом в одиночестве столько времени, не могла понять где ты и искала, чтоб ты знал. И не ела, потому что кусок в горло не лез от волнения. И это твоя идея была меня кормить, сам хотел, а теперь хватило на один раз? А я столько всего тебе сказать хотела, а ты…

И ведьма фыркнула, повела теперь головой.

— Я между прочим нить сплела, представляешь? Я бы ещё плела, она прям из меня лезла и так становилось хорошо, но малохольный меня сбил. Я ему моток отдала, я знаю, что ты ему заплатил, что он меня вылечил, но не хочу быть должной. Но ты же с ним говорил? — и она замерла, словно прислушиваясь к нему, а его раздирало и он не мог даже выдохнуть. — Он же к тебе приходил, да? Рэтар, ты чего молчишь… или я опять говорю слишком много? Что-то случилось? Рэтар?

Хэла обернулась, встретилась с ним взглядом и…

Наверное никогда он не сможет простить себе этот момент. Потому что так нельзя поступать с тем кто тебе дорог, так непростительно делать, когда знаешь, что она физически чувствует то, что у тебя внутри.