Одержимые сердца - Анна Морион
– Вайпер говорила, что вы были очень хорошими родителями и делали много фотографий, – поспешила сказать я, чтобы отвлечь этих бедных смертных от их трагедии. – Возможно, у вас есть фотоальбомы? Я бы с удовольствием взглянула на них!
– Это так мило с твоей стороны, дорогая! – Элиза тут же вскочила с дивана и пулей вылетела из гостиной, чтобы вскоре вернуться с толстыми фотоальбомами в руках. – Здесь все фотоальбомы… Боюсь, их аж десять штук! А нет, погоди, три из них – это я и Ян… – Она отложила три штуки на диван, а все остальные положила на кофейный столик. – Еще чаю?
– Нет, нет, благодарю! – улыбнулась я.
Альбомы были распределены по годам, и я терпеливо пролистала все семь альбомов с Вайпер, начиная с момента ее рождения до последних лет ее жизни. Я с удивлением заметила, что последний альбом, в котором были фотографии Вайпер в годы студенчества в Праге, был неполный. Около 15 фотографий, там и здесь, отсутствовали.
– Почему некоторые ячейки пусты? – поинтересовалась я.
– Мы не уверены, но, наверняка, их взял ее парень, – ответил мне Ян, который пил уже третью чашку чая (супруга заставила его).
– Что ж, понимаю! Это такая память о ней! – теплым тоном сказала на это я.
– О, да! И он, и мы трепетно храним память о ней… С момента ее последнего появления в этом доме, мы не стали ничего менять. Ее комната стоит нетронутой, уже много лет. Ведь это единственное, что осталось нам в память о нашей девочке, – тихо сказала Элиза.
Она собрала все уже просмотренные мною фотоальбомы и направилась в другую комнату.
– Не желаешь ли взглянуть на ее комнату? – вдруг обернулась она ко мне.
«Очень даже!» – подумала я.
– Это было бы прекрасно! – отозвалась я. – Она приглашала меня сюда несколько раз, но из-за переезда я так и не смогла приехать.
– Погоди-ка! – Элиза скрылась из виду.
– Моя супруга не может смириться с нашей потерей, – вдруг очень тихо сказал мне Ян. – На кухне, на столе – стоит любимая ваза Вайпер, и Элиза каждый день ставит туда свежие ромашки. Любимые цветы нашей дочери. – Он сглотнул. – Летом она выращивает ромашки на своей клумбе, а когда они больше не цветут, она каждый день покупает их в цветочном магазине… При любой погоде, и в дождь, и в снег… Около двадцати минут в одну сторону. Я не могу ходить так далеко – ноги стали совсем плохи последние пять лет… Я сижу дома, как старый пес на любимом диване.
Этот короткий рассказ растрогал меня. В моем горле вновь встал огромный ком. Эта бесконечная родительская преданность и любовь к памяти давно погибшей дочери поразили меня. Глубина родительского сердца. И ведь нет никакой глубины – у родительского любящего сердца нет дна.
Это заставило меня вспомнить о моих собственных родителях. О матери, которую я ранила так часто. Отца, которому я звонила так редко, что мне должно было быть стыдно за это. Они любят меня, ждут моего звонка, встречи со мной, переживают за меня… Нужно приехать к ним. Погостить в родном замке, неделю или две.
«Мама, моя милая мама! Я знаю, что сделало бы тебя счастливой! Тебя и Мишу! Если бы я только смела попросить прощения у Маришки! Раскаяться! Но это свыше моих сил!» – с горечью подумала я.
Возможно, в один прекрасный день, в будущем. Но не сейчас. Мое сердце было слишком одержимо тайной Вайпер и гордыней.
– А вот и я! – Элиза вновь зашла в комнату. Ее лицо сияло. – Ну, что, дорогая, пойдем в комнату Вайпер?
– С удовольствием, – улыбнулась я, поднимаясь с кресла и следуя за Элизой.
В прихожей она ласково попросила меня снять сапоги. Я подчинилась, и мы пошли вверх, по лестнице, на второй этаж.
Вскоре я оказалась посреди комнаты той, чью загадку я так желала разгадать.
Комната Вайпер.
Но я не увидела ничего особенного – обычная комната с обычной обстановкой.
Комната неинтересного человека.
Отвернувшись от Элизы, чтобы она не видела моего лица, я насмешливо усмехнулась.
И это все? Что ж, Вайпер не была особенной. Напротив – ординарной. Да, она любила своих родителей и была хорошей дочерью. Да, она была довольно умна и дружелюбна. Да, у нее было много друзей… Хотя, людей, появляющихся на похоронах вряд ли можно назвать друзьями. Лишь малую их часть. Все остальные приходят из сочувствия.
Пока я непринужденно проходилась по комнате, Элиза увлеченно рассказывала мне о мебели, занавесках, коллекции статуэток и так далее. Много совершенно не интересующей меня ерунды.
«Кажется, пора уходить!» – подумала я, поняв, что ничего толкового я больше в этом доме не услышу. Все, что я хотела, я уже услышала.
Но вдруг мой взгляд остекленел.
Это была фотография. Довольно крупная цветная фотография.
Зима. Снег. Вайпер с распущенными волосами, в черном пальто. На ее шее – толстый шарф. Она держит в руках бумажный стакан, на котором написано «Осторожно! В стакане – горячий напиток!». Она широко улыбается. Даже смеется. И смотрит на своего собеседника. Он – в пальто, с растрепанными длинными волосами и шарфом, держит идентичный Вайпер бумажный стакан и тоже смеется. Его взгляд, устремленный на нее, полон восхищения.
– Это же Седрик Морган! Я знаю его! – тихо воскликнула я, обернувшись к Элизе.
– Да, это он, – улыбнулась мне в ответ она. – Это парень Вайпер.
– Парень? – ошеломленно переспросила я.
«Парень с нечешским именем, которого, по словам Юлии, у нее увела Вайпер!» – проскользнула в моем разуме дикая мысль.
– Да, да, они встречались… Увы, недолго. Это он – единственный, кто выжил в той катастрофе…
«Еще бы!» – насмешливо подумала я.
– …Он славный, наш Седрик! Часто приезжает к нам, а на Рождество дарит замечательные дорогие подарки. Ян не совсем это одобряет, но иногда он чересчур ворчлив! – продолжала говорить Элиза.
Я слушала ее вполуха.
Взяв фотографию в руки, я вперила в нее пристальный взгляд, стараясь разглядеть каждую деталь, даже мельчайшую.
Седрик! Так вот, почему он выгнал меня из своего дома! Вот, что его связывает в Вайпер! Его тайна.
Какая ирония!
Он любит ее. Он влюблен в смертную.
Седрик влюблен в Вайпер. И он потерял ее. Навсегда.
Он – второй Барни. Этот мрачный тип влюбился в смертную.
Как смешно, Боже, какая комедия!
Это Седрик забрал из альбома фото Вайпер!
– И когда
