Лекарки тоже воюют 2 (СИ) - Ветреная Инга

Теперь становилось понятно, откуда у маленькой девушки превосходная физическая подготовка: ее обучали лучшие в Туринии спецы.

- Неудивительно, что тебе с такой лёгкостью удалось скрутить меня тогда в замке! – скользнув с восхищением по хрупкой фигурке опасной феи, отозвался я.

- Тогда сработал эффект неожиданности, - отмахнулась Син. – Вряд ли подобный фокус у меня прошел бы во второй раз.

Лесть на мелкую никогда не действовала, меня всегда в ней восхищало умение трезво оценить ситуацию.

- А шрамы? – неожиданно вырвалось у меня. – Данейре удалось их убрать?

- Не удалось, - обреченно прошептала малышка, признания давались ей нелегко, как она ни старалась спрятать от меня свои эмоции. – Однажды мама просто взяла чернила и тонкой кисточкой нарисовала на моем плече бабочку, спрятав под ажурным рисунком моё уродство. Потом у меня на спине гостили пчелки, стрекозки, рыбки и немало другой живности. С ними на коже я чувствую себя красивой.

Казалось, что мелкая даже не подозревала, какое неизгладимое впечатление она производила на окружавших ее парней. Син не замечала, как все курсанты, лекари, преподаватели, парни из других служб, участвовавших в учениях, никогда не выпускали ее из центра своего внимания, провожая долгими взглядами. А малышка наивно полагала, что в нее никто не сможет влюбиться? Эта девушка состояла из сплошных парадоксов и не переставала меня удивлять!

Перед глазами тут же вспыхнули воспоминания, изводившие меня вторые сутки: влюбленный Дарен, стоящий перед Син и зовущий ее на свидание. От злости челюсти свело, руки сжались в кулаки.

- Что с тобой? – заметив мое состояние, удивилась мелкая.

В душе рождался протест, я не мог позволить себе потерять ее. Он придал мне решительности, и я признался!

- Меня переполняет злость на того парня, что сейчас сидит за рулем желтого мустанга и ждет тебя. Меня душит ярость от понимания: Дарен надеется, что ты ответишь на его чувства! Я ревную! – выпалил я, не глядя на Син.

Син слушала мое признание молча, не отрывая глаз от моего лица. При этом мелкая снова закрылась от меня, спрятав все свои эмоции. Видимо, о наших чувствах малышка еще не готова была говорить, я вдруг понял, что через пару мгновений мелкая встанет и покинет меня.

Глава 49

Явуз

Требовалось срочно исправлять ситуацию, я забрал у нее из рук фляжку, и, сделав глоток, перевел разговор на другую тему:

- Откуда появилась та вертушка, спасшая нас от модифицированных волков? Как парни узнали, что нам нужна помощь, если никакой связи не было?

- Ты, наверное, забыл, что, когда внезапно исчезла связь, я разговаривала по телефону со своим другом – ректором лекарской академии. Мертон хотел, чтобы я покинула учения, и грозился прислать за мной вертушку. Я как раз собиралась отказаться от его «лестного» предложения, когда пропал сигнал, и наш разговор неожиданно прервался, - удивленная моим вопросом, стала рассказывать мелкая. - Мертон знал, что я никогда таким образом не заканчиваю беседу, и заподозрил неладное. Тут же связался с вертолетным полком, там, по старой привычке, сразу же отправили несколько экипажей на наши поиски.

В ее рассказе все было просто и логично, словно и не могло быть по-другому. Впрочем, возможно на фронте именно так все и происходило, когда лекарки попадали в беду.

- А почему в этот раз ты не запаниковала, когда начались взрывы, как это случилось в школе? – боясь упустить инициативу, тут же спросил я.

- Рядом со мной находился тяжелораненый, мне было, чем заняться. Так всегда происходило на войне во время бомбежек, лекарские инстинкты срабатывали: чтобы помочь пострадавшим, мне требовалось оставаться в ясном сознании, - чуть растерявшись, пояснила мелкая.

Все было просто, обоснованно и логично. Но при этом страшно. Сколько же нужно было испытать горя и перенести страданий, чтобы выработались подобные условные рефлексы: оказывать помощь раненым под бомбежками, забыв о страхе и ни на секунду, не задумываясь о близкой смерти?

Получалось, мы так и продолжали жить с оглядкой на наше страшное прошлое.

- После войны прошло уже больше трех лет, а она все еще не отпускает меня, - теперь наступила моя очередь признаваться в своих потаенных страхах. Начав говорить, я уже не мог остановиться: – Днем я с головой погружаюсь в повседневные заботы и, кажется, что становится легче. А вот ночью сны возвращают меня назад, снова наполняя болью, напоминая о страшных потерях среди друзей. На фронте думал, что после окончания войны будет проще: нужно только вернуться живым домой, и тогда все страхи исчезнут. Но оказалось, что дома мы чужие. Я это отчетливо понял тогда, на школьной парковке. Помнишь?

- Помню, - тихо ответила мелкая, прижавшись к моему плечу. – И своими мы для них никогда не станем, впрочем, как и они для нас!

Я боялся шелохнуться, чтобы случайно не нарушить невинную близость со своей феей. Мы понимали друг друга с полуслова. Мне было радостно от того, что Син разделяла со мной эти мысли.

- Уходя в очередной поиск, я всегда себе загадывал, что если вернусь, если выживу, то осуществлю огромное количество своих задумок, воплощу в жизнь все свои мечты. Мне казалось, я взлечу ввысь, оставив под собой все страхи, боль, кровь, смерть, и обязательно буду счастлив! – делился я своими самыми сокровенными мыслями.

- И что же мешает тебе парить над облаками? – еле слышно спросила малышка.

- Сломанные крылья! – уже ничего не страшась, признался я. – Разочарование - это самый страшный удар, который нанесли мне близкие люди. Я мечтал вернуться домой героем, а оказалось, что меня считают убийцей. Делился воспоминаниями о войне, а натыкался на непонимание или, еще хуже, презрение. Мне кажется, что теперь у меня из спины торчат уродливые культяпки, которые никогда не превратятся обратно в крылья, и я больше никогда не смогу летать! А буду доживать свой век, как пресмыкающееся, ползая на брюхе.

- Ты поэтому ушел из университета и перевелся в военную академию? – обеспокоенно заглядывая мне в глаза, спросила Син.

- Да, здесь некому бросать на нас косые взгляды. Большинство ребят - такие же, как я и мои парни, фронтовики, - продолжал рассказывать ей, осознавая, что становится легче на душе.

Мелкая вдруг отстранилась, и меня обдало волной сожаления. Син же совершенно этого не заметила, а вдруг сосредоточенно стала расплетать свою длинную косу. Ее тонкие пальцы скользили среди светлых прядей, расчесывая густую гриву. Она плавным движением откинула волосы назад, и белокурые локоны заструились по ее спине, переливаясь в свете луны непокорными волнами. Не произнеся ни слова, она провела рукой по своей шее и, подхватив золотистый шелк своих волос, осторожно накрыла ими мои плечи. Водопад волос Син укутал меня, словно плащ, непостижимым образом закрыв от всех страхов и терзаний.

- Что ты делаешь? – мой голос дрогнул, озвучить свой вопрос я смог едва слышным шепотом.

- Ты же сам говорил, что мечтаешь взлететь! – усмехнулась на мою несообразительность мелкая. – Думаю, смогу помочь тебе в этом.

Взяв в ладонь светлую прядь, я любовался ее блеском, наслаждался мягкостью. Поистине, лучшее украшение для женщины – это волосы, подаренные ей Видящим. Поднеся локон к лицу, я с упоением вдохнул запах полевых трав.

Беличьи хвостики в причёске, блаженная улыбка на губах, чуть прикрытые глаза и раскинутые в стороны, словно крылья птицы, руки. Цветные картинки, навсегда впечатавшиеся в память, пронеслись у меня перед глазами. Син знала толк в полетах!

- Боюсь, что даже самые талантливые лекари не смогут вылечить мои «култышки» и вернуть им прежний размах, - грустно усмехнулся я.

- Ты прав, ни один лекарь не в состоянии заново отрастить тебе крылья, - спокойно согласилась она со мной, хотя в ее согласии подразумевалось огромное «НО». – Но я не лекарь, а лекарка! Женщина! Я подарю тебе СВОИ!

Син произнесла это тихо и уверенно, словно давно все для себя решила. Я смотрел на нее, не отрываясь, ища подвох. А его не было!  Она дарила мне свои крылья и отпускала в полет, ничего не требуя взамен.